Дело победившей обезьяны

Конечно, самым простым было бы оцифровать фотографию Цао Чунь-лянь с ее, скажем, студенческой книжки, загрузить в “Керулен” и с помощью несложной служебной программки сравнить с изображениями принцессы; эта мысль Багу пришла в голову одной из первых. Но честный ланчжун тут же с негодованием изгнал прочь несообразный помысел. А уж о том, чтобы вот так, запросто задать Чунь-лянь вопрос: а не вы ли, драгоценная, будете переодетая принцесса Чжу Ли, а то уж очень похожи, — Баг вообще думать не смел. Девушка же вела себя как самая обычная студентка, и ни единое ее слово или поступок не давали Багу хоть полнамека в ответ на невысказанный вопрос.

И он решил оставить все как есть. Все должно идти так, как должно. Карма. Но… сердце все равно пропускало удар.

— Ну вот и все, — сказал Антон Чу, поднимаясь из-за стола. — Так, если кратко, выглядит эта часть нашей работы. — Он взглянул на Бага.

— Большое спасибо, еч Чу, — коротко кивнул ему Баг, — спасибо, что уделили нам столько вашего яшмового времени. — Перевел взгляд на студентов. — И в заключение сегодняшнего занятия, преждерожденные, мы с вами проследуем в архив Управления, с материалами которого вы уже могли познакомиться в сети, и вы увидите, как архив выглядит на самом деле. — Баг сделал сигарой широкий приглашающий жест и повернулся к выходу.

— Драгоценный преждерожденный Лобо, — подняла руку Цао Чунь-лянь; Баг опять встретился с ее бездонными черными глазами и сердце снова ёкнуло. — Разрешите спросить, а когда у нас будет практическое занятие по какому-нибудь настоящему человеконарушению?

— Вы имеете в виду осмотр места реального преступления?

Студентка из Ханбалыка кивнула. Баг неотрывно глядел ей в глаза, и девушка опустила взгляд.

— Все в свое время.

— А можно… — начал и запнулся Хамидуллин.

— Попробуйте, — подбодрил его Баг.

— Ну… Драгоценный преждерожденный Лобо, всем известно про вашего знаменитого кота… Вот… Нельзя ли свидеться с ним и узнать о ваших приемах работы с таким помощником?

Баг усмехнулся. Приемы работы! “Обязательно расскажу Ди, какой он знаменитый”.

— Я посоветуюсь с хвостатым преждерожденным, — ответил ланчжун с улыбкой. — Думаю, что такую встречу можно будет устроить. Надеюсь, Судья выделит для этого немного времени.

Студенты хихикнули.

— А… когда?

— Не раньше чем на следующей седмице, я полагаю.

— А на этой?

— На этой, к сожалению, никак не получится.

Завтра Баг со Стасей собирались отбыть в Мосыкэ.

Буквально на несколько дней.

Отдохнуть.

Только вот не забыть бы до отъезда задать корму воробьям да синицам.

Куайчэ Александрия – Тебриз, 5-й день двенадцатого месяца, вторница, утро

В дверь негромко стукнули, и в купе появился служитель куайчэ[6] — пожилой, волосы совершенно седые, ветеран скоростных перевозок, — с подносом в руке: на подносе, подле двух стеклянных чашек, исходил паром небольшой чайник, рядом с ним примостились вазочка с засахаренными фруктами и блюдце с сушками.

Коротко поклонившись, служитель сделал шаг к столику и принялся было располагать на нем принесенное, как взгляд его упал на черно-белый траурный Стасин халат, и рука, уже подхватившая сладости, дрогнула.

— Прошу меня простить, — склонил служитель в поклоне голову. — Пожалуйста, извините. — И неслышно вышел, унося вазочку прочь.

Баг ободряюще улыбнулся Стасе и взялся за чайник.

Куайчэ в направлении Мосыкэ[7], некогда – самой южной княжьей резиденции, — отправлялись из Александрии каждые два часа; пролетая расстояние от столицы до Мосыкэ за сто сорок минут, они делали короткую остановку и разбегались дальше, к городам и весям, поселкам и поместьям, крупным промышленным центрам и речным портам – на юг, в глубь необъятных ордусских просторов.

Баг бывал в Мосыкэ нечасто. Жизнь его была подчинена императорской службе, и про отпуск ланчжун обычно вообще забывал. В дорогу его звал лишь долг, когда деятельно-розыскные мероприятия требовали личного присутствия честного человекоохранителя со всей настоятельностью; на прочее времени просто не оставалось – разве что в отчий день выбраться ненадолго за город, оставить на обочине дороги верный цзипучэ и побродить среди кустов или по кромке песка Суомского залива, думая о том, о сем, рассеянно следя за полетом чаек или бросая время от времени в волны мелкие камешки.

А то, что за последнее время Баг выбирался в Мосыкэ несколько раз подряд, было данью долгу перед пострадавшим младшим сослуживцем, есаулом Крюком[8]. Ибо, в отличие от соседа, сюцая Елюя, занимавшего апартаменты справа от жилища Бага, о Крюке ничего не было слышно: опиявленный розовыми гирудами, Максим Крюк как сгинул в конце лета, так и не появился больше ни в Управлении, ни дома, ни у родных, которые как раз и жили в Мосыкэ. Пропал бравый есаул.