Дело покойного штурмана

— Я занимаюсь, сэр, некоторыми исследованиями, касающимися взаимодействия различных желез — надпочечных, шишковидных, щитовидных, слюнных, тестикул, если говорить конкретней. Я надеюсь установить доселе неизвестные связи между ними, и представить свои открытия Королевской академии. И действительно, моя предварительная лекция на эту тему прошлым вечером здесь, в епархии Уолтэм, была хорошо принята. Мои исследования нуждаются во вскрытии человеческих тел. Замена их животными, такими, как овцы или свиньи, для моих нужд совершенно не годится. В этих целях я связался с несколькими… э-э… поставщиками трупов. Мы оба, разумеется, знаем, что это незаконно. Но интересы науки, я убежден, должны иметь…

— Попрошу ближе к делу, доктор. Время позднее.

— Хорошо. Я нашел это послание под моей входной дверью несколько часов назад. Оно не могло происходить от моих обычных источников, так как те совершенно неграмотны.

— Что вы обычно делаете с останками?

— Разумеется, я хороню их, сэр, как следует, с молитвой. А как же иначе?

Хоар видел, что доктор Данворти будет еще долго разматывать цепь своих рассуждений, пока доберется до жвака-галса[4], и снова прервал его.

— Как далеко отсюда до Дарли-стрит?

— Дерли-стрит, сэр. Около епархии Уолтэм. Всего с полчаса неспешной езды. Впереди дорожная развилка, нам налево. Затем еще раз свернуть налево, потом направо, и мы на месте.

— Превосходно. — Хоар забрался на скамью повозки рядом с Данворти. — Уже поздно, и мне не добраться до Портсмута сегодня вечером. Я сопровожу вас и убедительно попрошу предоставить мне стол и кров.

Он поймал себя на том, что, как частенько случалось, стал имитировать речь своего визави, только шепотом. Не раз его обвиняли в передразнивании.

— С великим удовольствием, сэр, — голос доктора такового не выражал. Он хлестнул вожжами по крупу своего пони. Животное встрепенулось и потрусило по дороге. Хоар примечал путь: ему понадобится вернуться на это место при свете дня.

— Подайте-ка мне вашу лампу, — приказал Хоар, и доктор без слов подчинился. При ее свете Хоар изучил записку. Большими буквами, на довольно тонкой бумаге, было написано краткое сообщение:

«Для вас есть тело. Прибудьте на место, отмеченное на плане. Плата как обычно».

 — Что значит обычно?

— Пять фунтов, сэр, — ответил доктор шепотом. — Текущая цена трупа в этих окрестностях. Я слышал, что в Лондоне в два раза дешевле — игра спроса и предложения, я полагаю.

Данворти сообразил, что он копирует шепот Хоара, и уже нормальным голосом добавил:

— Деньги все еще при мне, так как на месте не оказалось никого, кому я мог бы их вручить. Так что я сэкономил, хе-хе, на один труп. — Эта мысль, похоже, подбодрила его. — А почему вы шепчете, сэр? В этом нет никакой необходимости, как я вам уже говорил.

— Старая боевая рана, если вам интересно это узнать, — ответил Хоар.

В битве «Славное Первое Июня» 1794 года, где он участвовал в качестве первого лейтенанта 38-пушечного фрегата «Стегхаунд», мушкетная пуля на излете повредила ему голосовые связки, лишив возможности произносить что-либо чуть громче болезненного карканья. А так как команда любого флотского офицера должна быть услышанной на марсах в любой шторм, то капитан «Стегхаунда» с сожалением списал его на берег с самыми наилучшими рекомендациями. И только по этой причине отчаявшемуся Хоару нашлось место в штате портового адмирала Портсмута. С тех пор до нынешнего дня, достигнув солидного возраста — сорока двух лет, он служил порученцем по многим вопросам, не требующим громового голоса. Служба держала его вдали от сельской местности, где проживала его семья; он находил вонь льял и крысиную беготню предпочтительнее вони свиного навоза и мельтешения цыплят.

Но никогда прежде перед ним не вставала проблема расследования убийства пока еще безымянного моряка.    

К концу поездки Хоар достаточно хорошо, несмотря на темноту, рассмотрел внешность доктора, чтобы понять, что тот выглядит гораздо более ухоженным, чем обычный холостяк, и пришел к выводу, что доктор женат или имеет другую женщину, поддерживающую его в порядке. Вскоре этот вывод подтвердился — дверь открыла миссис Данворти, держа в руках оплывшую свечу, тщетно пытаясь одной рукой прикрыть ее от порыва наружного воздуха. Насколько Хоар мог рассмотреть ее в свободной ночной пижаме, телосложением она напоминала фигуру супруга.

Зевающая женщина предложила им по куску ветчины и вчерашнего хлеба. Позаботившись о своей лошади, Хоар, с переметной сумой и провизией в руках, поднялся в мансарду, где ему была предложена комната. Вероятно, это была комната их сына (вырос и уехал? умер?), так как в одном углу стояла игрушечная лошадь, а в другом —  корзина с детскими строительными кубиками.

Кровать была коротковата для его худощавого, но высокого тела, однако не короче большинства подвесных коек, которыми он пользовался во время своего пребывания на море. Сняв внешнюю одежду, он завернулся в пыльные одеяла и попытался уснуть. Но сон не шел…