Дело принципа

– Да, – ответила Грета.

– Я подумаю, – сказала я. – Подумаю и тебе скажу. А пока веди себя хорошо.

– Спасибо, барышня, – сказала Грета.

– Пока не за что, – сказала я. И, указав на табурет, добавила: – Пожалуйста, отнеси на место.

Но вернемся к Энею.

К нашему приезду все приводилось в порядок не только в доме, но и вокруг. К концу марта в наших краях уже начинала пробиваться трава и чуть-чуть зеленели деревья, поэтому садовники и сторожа собирали с земли упавшие за зиму ветки, сгребали остатки осенней листвы, подсыпали дорожки новым гравием, который возили из карьера в восьми верстах, подштукатуривали ворота, чистили решетку, а самое главное, снимали деревянные футляры и соломенные жгуты с прекрасных мраморных Энея и Дидоны.

Поэтому, когда мы въезжали в ворота, возвращаясь из Штефанбурга домой, Дидона и Эней встречали нас своими взглядами. Храбрым, устремленным в даль, в будущее взглядом – Эней, жалобным взглядом брошенной женщины – Дидона.

Но я прекрасно помню дедушкин рассказ.

Папе, говорил дедушка, тогда было годика два или три, и он ничего не помнит. А дедушка тогда был еще молод, бодр, силен и зол – и это последнее обстоятельство имеет немалое значение. Однажды они возвращались из Штефанбурга (кажется, тогда они снимали там другую квартиру на зиму даже не квартиру, а целый дом, но это сейчас неважно) – возвращались они из Штефанбурга, и, повернув на прямую аллею, ведущую к воротам, вдруг все хором ахнули: и дедушка, и бабушка (о которой я, впрочем, почти ничего не знала, кроме таких вот словечек «бабушка ахнула», «бабушка согласилась», «бабушке понравилось») и совсем маленький еще папа. Ахнул также кучер и, наверное, все, кто ехал сзади: кучера грузовых карет и слуги.

На правом столбе-постаменте стояла Дидона, а левый был пуст. Энея не было!

Они подъехали.

Дедушка распорядился начать разгрузку, вроде бы не подавая вида, что произошло нечто серьезное. Отвел бабушку в будуар, приказал принести ей лёгкую закуску (сам дедушка ел очень мало и обычно на ночь, а сейчас был день. Дедушка рассказывал, времени было примерно час пополудни), сделал еще кое-какие распоряжения и наконец вызвал дворецкого и велел ему (тогда еще не было имперского рескрипта и крепостным слугам можно было приказывать) – и приказал ему сию же минуту позвать управляющего. Дворецкий сообщил, что это никак невозможно, ибо управляющего в настоящий момент хоронят.

– Вот прямо сейчас? – дедушка помотал головой.

– Прямо сию минуту идет панихида, – сказал дворецкий.

– Ты хотел сказать «служат панихиду», – поправил его дедушка, любивший во всем точность.

– Никак нет, – сказал дворецкий. – Именно что идет, а не служат, ибо церковь запрещает отпевать самоубийц.

– За мной, – сказал дедушка.

Они с дворецким вышли на заднее крыльцо.

Дедушка велел подать ему лошадь. Через четверть часа они были в деревне, где гроб с телом управляющего, стоявший на козлах перед входом в его дом, уже совсем было собирались закрыть, чтобы везти на кладбище.

Дедушка подал знак отставить крышку в сторону, подошел к гробу и, заглянув в лицо усопшему, спросил:

– Николай, в чем дело? Что ты с собой натворил?

– Повесился, – ответил брат покойного, который стоял у маленькой группки людей слева от гроба, а дедушка подошел справа.

– Когда? – спросил дедушка.

– Третьего дня.

– Отчего же? – спросил дедушка, обращаясь к покойнику.

– Кувзары, – сказал брат покойного.

– Что кувзары? – переспросил дедушка.

– Украли статую и не отдают, – сказал мужик, уже другой.

– Николай к ним так и сяк, и просил, и денег сулил – не отдают, – сказал третий.

– Ну а вешаться чего ж? – сказал дедушка. – Разве я так уж гневлив?

– А то нет! – загалдели мужики. – Да и стыдно ему стало. Не усмотрел. За хозяина остался, а уважения не снискал.

Кувзары обычно никого не трогали. Это была довольно большая и богатая деревня (она так и называлась «Кувзарско»), которая была за лесом и рекой, в самом конце нашего имения. За этой деревней дальше шел лес, наш лес, а дальше засека и степь, нераспаханная и бугристая, которая уже принадлежала короне – королевская степь. Или императорская. Там была какая-то разница, но я в ней так и не разобралась. У нас в стране все было то императорское, то королевское, то королевско-императорское, а иногда императорско-королевское.