Дело принципа

– По двум причинам, – объяснила я. – Во-первых, графский титул не наследуется по женской линии. Разве что уж какая-нибудь очень, очень прагматическая санкция, – сказала я, – но тут нужно распоряжение императора. В смысле, прошение на имя императора. Мы подавали такое прошение. Получили ответ: я смогу передать графский титул своему сыну, если он родится, но сама графиней не считаюсь. Поэтому у меня такая смешная вторая фамилия: не «фон Мерзебург», а «унд фон Мерзебург». Вот и все. А, во-вторых, тут другое. Моя фамилия Тальницки – мы потомки рыцаря Далмитца из свиты Генриха Четвертого. Наш предок не был ни графом, ни бароном (странное дело, говоря это, я почти поверила в эту дурацкую историю, которую всю жизнь считала выдуманной. Откуда взялось славное семейство Тальницки – никому в точности неизвестно. А с этим рыцарем – это все папины фокусы и выдумки. Но вот в ту минуту я была убеждена, что так оно и есть). Рыцарь без титула – это тоже неплохо. Ты знаешь, дорогой мой новоиспеченный братец, про французского дворянина по фамилии Роан? – Он помотал головой. – Однажды его хотели произвести в герцоги, и он сказал знаменитую фразу: Roi ne puis, duc ne daigne, Rohan suis! «Королем я быть не могу. Герцогом не желаю. Я – Роан!»

– Какая ты умная и начитанная, – сказал Габриэль, и непонятно было, хвалит он меня, осуждает или смеется.

– Так что, спасибо «да» или спасибо «нет»? – спросила я.

– О чем ты? Ничего, что я уже на «ты»?

– Все правильно, – сказала я. – Как же иначе. Брат всё-таки. Я про деньги. Деньги на врача. Дать? – Я потянулась к сумочке.

– Нет, нет, что ты, – отказался он.

– Не смею навязывать, – сказала я. – Больше предлагать не стану. Но если надо будет, попросишь. Дам.

– Спасибо, – кивнул он, достал платок, вытер губы. Мы пошли дальше вниз, считая ступени, касаясь полированных дубовых перил и глядя на бегущий узор бело-бирюзовых цветов и листьев по оштукатуренным стенам. Но через два марша я снова крикнула «Стой!». Он остановился. Я стояла у окна, он на три ступеньки ниже.

– Поднимись сюда! – сказала я. – А теперь говори правду. Что ты здесь делаешь? Почему ты живешь у моей матери? Что это за дальняя свойственница? Какая там вода на киселе? Изволь рассказать во всех подробностях. Как ее зовут и какого троюродного брата она свояченица? – Он молчал. – Так-так, – сказала я. – И почему это она тебя усыновила? Зачем это надо было? Ей? Тебе? Что происходит? – Я расстегнула две пуговицы на своей блузке и вытащила выдранную из альбома страничку с этой безобразной картинкой, где Грета любится с Иваном. – Ты с ней вот этим занимаешься? – сказала я, развернула картинку и сунула ему в нос. – Вот этим, да? Ты с ней… Ты с ней ***? – и тут я выговорила неприличное плебейское слово, которое раньше никогда не произносила вслух.

– Нет, – закричал он. – Нет! Ничего подобного! Никогда! И в мыслях не было!

– Врешь! – говорила я. – Врешь, мерзавец! Врешь, негодяй! Никакой ты не князь! Ты продажный мальчик, больше ты никто! Итальянского ты не знаешь, но по-немецки чуточку соображаешь, я заметила!

– Нет, – закричал он, – неправда! Я не продажный! Клянусь всем святым! Всё не так! – Он вдруг встал передо мной на колени и обнял мои ноги. Поднял голову, в его глазах был настоящий стыд и даже раскаяние. Я погладила его по лицу. Он схватил мою руку, прижал к губам и расцеловал.

– Встань! – сказала я. Он повиновался. – Ну тогда обними меня, поцелуй как следует. Ты же никакой не князь. Ты обыкновенный парень из маленького городка в районе Триеста, где-нибудь в Аббации. Веди себя как простой парень. Обними меня. У меня расстегнута блузка. Ну залезь мне под блузку. Тебе двадцать, да? А мне шестнадцать. Ты не князь, а мне наплевать. – Но он стоял столбом, опустив руки вдоль тела. – Я некрасивая, да? – спросила я. – Я ужасная, да? Тебе противно, да? Ну и что? – продолжала я. – Ты не князь, ты просто бедняк. А я очень богатая. Приезжай завтра с букетом цветов. У тебя нет денег? Я дам тебе денег на цветы. Мой папа согласится на наш брак. Сейчас двадцатый век, слава богу. Никого, кроме десятка дегенератских семей, никого уже не волнуют все эти высокородные штучки. Я скажу папе, что я так хочу, и он как миленький наденет фрак и поведет нас под венец. У тебя будет все. Мы поедем в Швейцарию и вылечим твою чахотку. А может, у тебя нет никакой чахотки, ты просто ослаб от голода и бедности. Мы все равно поедем в Швейцарию, в горы. Купим там маленький домик. Или будем жить в санатории. Дышать прекрасным воздухом и пить жирное молоко. Ты выздоровеешь. У нас будут дети.

Он посмотрел на меня и сказал:

– Графиня, поздно. Мы же брат и сестра. По закону, я имею в виду. И никто нас не обвенчает.

Я сложила рисунок, положила его теперь уже в сумочку, застегнула блузку и пошла вниз. Габриэль теперь шел сзади меня, но через несколько шагов дотронулся до моего плеча. Я обернулась, и он сказал:

– Я потом тебе все расскажу. Клянусь! Все расскажу. Но потом.