Дело принципа

— Всех, — ответил дедушка. — Вот общая могила для тех, кого не узнали. На кувзарских домах, — объяснил дедушка, — на воротах по старой эскадронной памяти была вырезана фамилия семейства. Наверно, те мои ребята, кто сжег Кувзарско, учиняли предварительный допрос. Не знаю. Но кого-то похоронили в отдельных могилах, с именами и фамилиями, а кого-то в общей.

Я ходила и вслух рассуждала о том, как такое могло получиться.

— Хватит, Далли, хватит! — сказал дедушка. — В таких делах всегда много суматохи. Потом и не разберешь — что, как и почему.

— Всех? — снова спросила я. — И даже… и даже…

Мне это обязательно надо было спросить, хотя я не выговорила слов, но ясно было, что я хотела сказать, — и даже беспомощных стариков, женщин и маленьких детей?

— Да, всех. Они сами себя приговорили, — сказал дедушка. — И своих детей они приговорили тоже. Сами приговорили. К смерти и забвению.

Я почувствовала, что горжусь дедушкой, но и боюсь его.

Потом я все-таки спросила:

— Зачем?

— Я должен был остаться самим собою, — сказал дедушка. — Я должен жить здесь, в этом доме, помещиком, владельцем этой земли, когда-то хозяином, а теперь просто благодетелем крестьян, живущих на моей земле. Короче — я должен быть помещиком, которого уважают и боятся. Да, моя милая, боятся, ибо в основе всех самых священных заповедей лежит страх!

— Боже! — сказала я.

— А ты как думала? — сказал дедушка. — Разве госпожа Антонеску тебе не преподает Библию? Должно быть, плохо преподает. Десять заповедей — это, конечно, прекрасно. Но это еще не все. Книга «Левит» и книга «Второзаконие» — там подробно сказано, что бывает за нарушение заповедей. Не убий, — сказал дедушка, — а то нарвешься на меч. Почитай родителей, а то получишь подзатыльник. Не прелюбодействуй, а то камнями закидают.

Не укради, а то изгонят из стана, и так далее и тому подобное. Ибо, — засмеялся дедушка, — всякая норма состоит из диспозиций и санкций. А если для детей — сначала «как надо себя вести», а потом «что бывает за непослушание». Видишь ли, милая Далли, конечно, легче было бы уступить. Я мог бы заказать в Штефанбурге нового Энея, а к нему уж и новую Дидону заодно, чтобы они были одного цвета и одной потертости. А то получится глуповато — новенький Эней и старенькая Дидона! Что он в ней нашел? — усмехнулся дедушка и продолжал: — Часто бывает проще махнуть рукой. Вернее, кажется, что так проще. Забыть про долги, которые тебе не отдали, не обращать внимания на слова, сказанные в запальчивости, не слушать сплетен и так далее. Прощать измену жены и подлость друга. И все это кажется очень возвышенным, аристократичным и благородным. Как говорится, «мы выше этого». Возможно, иногда так и надо. Но очень редко. Потому что, посуди сама, спустись с небес на землю — нового Энея тоже бы украли. Что мне делать прикажешь? Третьего покупать или тратить большие деньги на стражников? Поставить подле ворот будку, посадить в нее инвалида с ружьем? Какое уродство! И какая глупость! Короче говоря, я как-то так почувствовал, что если бы я тогда уступил, плюнул, махнул рукой, «был выше этого» — то довольно скоро кувзарский, пардон, князь, атаман то есть, сидел бы в моей гостиной в моем кресле, положа на стол ноги в грязных сапожищах.

Я молчала, пытаясь это все обдумать и разложить по полочкам в своей голове, которая уже гудела от такого количества рассуждений, пожаров, повешенных конюхов и зарезанных годовалых детишек.

— Я не виноват, — вдруг сказал дедушка. — Я ведь сначала хотел по-хорошему. И я не виноват, что по-хорошему с ними не получилось. Получилось — или они, или я. И я решил, что все-таки пусть буду я. Если бы я оставил хоть одного человека — он бы мне отомстил. Или тебе, после моей смерти.

Дедушка умер, когда мне было десять лет, то есть кувзарскую деревню он сжег совсем давно, когда был еще молодой. Папе тогда было года два или три, я уже говорила. Дедушка, сжигая Кувзарско, был совершенно уверен, что он не только отстаивает высокие принципы аристократической чести, на которую посягнули грязные смерды, но и попросту защищает молодую жену и маленького ребенка. Что это обыкновенная война, а на войне как на войне.

Я никогда не спрашивала у папы про этот случай, про кувзарскую деревню, потому что боялась, что все окажется совсем не так, как рассказывал дедушка. Окажется, например, что кувзары просто мало-помалу бросили свою деревню и разъехались кто куда — кто-то торгует в лавках в Штефанбурге, кому-то повезло устроиться в Будапеште или даже в Вене, а самые смелые и вовсе в Америку уплыли. А что касается могил, то это кто-то что-то напутал. Может быть, там была оспа — от этого даты одинаковые, и общая могила тоже бывает во время эпидемий. Про это уже никто не узнает. Да никому и не интересно.

Дедушка умер летом.