Дело прокурора

– Но на чем же строилась твоя обвинительная речь? – с упреком посмотрел Левашов.

– На том, что написано здесь. – Адамов постучал пальцем по папке и тяжко вздохнул. – Давний конфликт с учеником, взаимная ненависть, чего обвиняемая, кстати, и не отрицала. Затем тщательно подготовилась, пришла на урок, достала пистолет, выстрелила, оружие бросила под стол, а потом будто бы кинулась помогать несчастному. Вот интересно, а в какой руке в момент выстрела она держала нож? В левой, вероятно. Она боец спецназа? Или, может, ниндзя? А главное, откуда он появился и куда исчез? – Адамов кипятился и выстреливал слова словно из того злосчастного пистолета. – Почему в деле нет показаний обвиняемой на этот счет? А где свидетельские показания?

– Так может, его вовсе не было? – Левашов посмотрел с подозрением: – А как ты узнал про кинжал?

Алексей отвел взгляд и уклончиво ответил:

– Провел некоторые следственные действия.

Левашов схватился за голову:

– Зачем я согласился взяться за это дело? Лучше бы в областную прокуратуру отдали, случилось ведь это в доме убитого, за городом. Так нет. Настояли! Важный человек! Уважаемый! Я имею в виду отца этого мальчика.

Адамова передернуло, но он сдержался. Все ясно! Просто хотели, чтобы Загородняя получила по полной, потому и настаивали, чтобы дело взял он – прокурор с репутацией безжалостного и принципиального обвинителя.

– Алексей, – Левашов поднял голову и посмотрел на прокурора, в глазах плескалась надежда, – а ты уверен, что репетиторша не виновна? А если в итоге окажется, что это все-таки она убила?

– Нет. Я уверен на все сто. Ее подставили. Вероятно, настоящий убийца знал, что в это время приходит репетитор, возможно, он также был в курсе давнего конфликта между учеником и учителем. Хотя допускаю, что это было лишь стечение обстоятельств.

– Ладно, – обреченно вздохнул тот. – Жду от тебя документы для опротестования приговора и проведения дополнительного расследования.

– Вот, уже все готово, Роман Федорович, – Адамов один за другим достал два листка и положил перед начальником. – Ходатайство на возврат уголовного дела на доследование и заявление об отмене судебного постановления по вновь открывшимся обстоятельствам. Нужна только ваша подпись.

Левашов всмотрелся в один листок, то приближая его к глазам, то относя подальше, потом взял другой, пошевелил губами, затем пощипал себя за усы.

– Ох, Алексей Сергеевич, без ножа ты меня режешь, – нехотя подписывая документы, проворчал Левашов. – Вот почему ты такой?

– Ну, вообще-то, я впервые прошу возобновить расследование для того, чтобы оправдать обвиняемого.

– Господи, а что же я там скажу? – Левашов с тоской глянул на потолок.

– Скажите, что настоящий убийца разгуливает на свободе и представляет серьезную опасность для других подростков.

– Ну, ты еще поучи меня! – рассердился тот. – Иди, работай! И обо всем докладывать лично!

– Конечно, – не по уставу ответил Адамов и, вложив документы в папку, вышел.

***

Анна очнулась от ощущения, что ее куда-то волокут. Приоткрыв глаза, она все поняла. Сокамерница подтащила ее к кровати и, оставив лежать на полу, разорвала простынь и принялась привязывать перекинутую через прутья спинки скрученную в жгут ленту. Все сразу стало на свои места. Эта женщина пришла в камеру специально, чтобы разыграть ее самоубийство. Но зачем?!

Пока та возилась возле спинки кровати, Анна не растерялась и, мгновенно вскочив на ноги, бросилась к выходу.

– Помогите! Помогите, убивают! – хрипло, почти неслышно закричала она и изо всех сил замолотила кулаками в дверь.

Анна обернулась, ожидая нападения, но, к ее удивлению, тетка уселась на свою койку и изобразила удивление.

Наконец залязгали замки, в камеру вошел надзиратель и, похлопывая дубинкой по ладони, набычился:

– Что случилось? Что ты орешь?

– Она-она-она хотела меня задушить. Вот-вот-вот, видите скрученная простыня! – сбивчиво объясняла Анна, голос был сиплым от удушья, отчего слова вырывались отрывисто и неразборчиво.

– Ты что несешь? – вскинулась та. – Совсем с ума сошла? Я спала! Гражданин начальник, я проснулась, а она к кровати себя привязывает, я ей помочь хотела, а она разоралась, как ненормальная!

– Ты врешь! – просипела Анна.

– А ты чокнутая! Рыдала тут полночи, спать не давала! Гражданин начальник, говорю же, крыша у нее поехала.

– Так, заткнулись обе! Загородняя, за мной! – скомандовал надзиратель и распахнул дверь. – Руки за спину, лицом к стене.

Анна на дрожащих ногах вышла из камеры, но тут голова закружилась, и она, съехав по стене, рухнула на пол.

***

Еле дотерпев до утра, Адамов помчался в СИЗО.

– Добрый день. Прокурор Центрального района Адамов, – показал удостоверение Алексей. – Я вчера звонил Семенову по поводу допроса Загородней Анны Васильевны.

Охранник на КПП сверился с записью в журнале:

– Да, проходите. Только это… Загородняя ваша в больничке.

– Почему? – тут же насторожился Алексей.

– Руки на себя наложить хотела, сокамерница из петли вытащила.

– Так. И что с ней? Она может говорить?

Охранник кивнул: