Они остановились напротив большого зеркала. Следователь посмотрел на отражение Щербака в нем.
– Выходит, Ярослава говорит правду – Вера талантлива?
– Естественно. Она невероятна. Бася завидует, – он пожал плечами. – Но стоит отдать Барбаре должное – в своем отношении к Вере она довольно искренняя, без уловок и лжи.
После паузы добавил:
– Если вы думаете, что в театре кто-то мог затевать против Веры что-то плохое, то это точно не Бася. Она слишком прямолинейна.
– Тогда нам стоит поговорить с кем-то менее прямолинейным, – улыбнулся Тарас Адамович.
Менее прямолинейных коллег Веры Томашевич они отыскали через полчаса. Все были яркие, как мотыльки.
– Ядовитые паучихи, – прошипел зловещее предупреждение Щербак, пока они шли по коридору театра, заглядывая в двери гримерных. Тарас Адамович остановился. Он обдумывал услышанное, сопоставлял факты и вдруг спросил:
– Могу ли я встретиться с Брониславой Нижинской?
– Вряд ли услышите что-то новое, – ответил художник. – Разве что она не оперирует сплетнями.
Они остановились у одной из гримерных, Тарас Адамович снова достал записную книжку. Девушки болтали, пересыпая разговор смехом и намеками.
– Бася точно не будет страдать из-за исчезновения Веры, – говорила одна. – Теперь на Царь-девицу из «Конька-Горбунка» Нижинская, скорее всего, поставит ее.
– Наверное, развлекается с военными, – бросила другая. – Говорила, что хочет на озера, подышать свежим воздухом.
– Вероятно, киевский воздух слишком задымлен для нашей примы.
Смех. Радостный, с нотками торжества. Хорошо, что он не взял сюда Миру.
– С какими именно военными встречалась Вера? И где? – начал допрос следователь.
Девушки отвечали без запинки:
– В «Семадени», часто в «Праге» или «Франсуа».
И прозвучала фамилия, которую он уже слышал: «Назимов». Сергей Назимов.
Все указывало на то, что необходимо поговорить с офицером. Балерины намекали, что он не прощает измены.
– Он вспыльчив, – хихикала одна.
– А Вера… не обращала на это внимания, – добавляла другая.
– Разве он не дарил цветы тебе, Лизи?
– Мне многие дарили цветы, я должна помнить всех?
– Назимова сложно забыть, – смеялись балерины.
– Узнали что-то интересное? – спросил Щербак уже на улице.
– Возможно.
Тарас Адамович посмотрел на своего сопроводителя.
– Олег Ираклиевич, а что вы скажете о Назимове?
Лицо Щербака превратилось в маску.
– Офицер, который не на фронте? Да он еще больший актер, чем все, кого вы видели сегодня в театре, – и, картинно откинув волосы со лба, надел шляпу.
Было около четырех часов, когда Тарас Адамович вернулся в свой яблоневый дом-крепость. Уют сада окутал и поглотил его тотчас, уводя от мирской суеты, где яркие, как мотыльки, балерины говорили друг дружке что-то ядовитое, художники помогали бывшим следователям, а офицеры в разгар войны развлекались в киевских ресторанах.
Мира вошла в калитку через полчаса, отстучала каблучками по дорожке, ведущей к веранде, нырнула в дом, туда, где в комнате со шкафом и столом у окна ожидала ее Эстер – старая печатная машинка. Она поселилась в этом жилище еще со времен деда Тараса Адамовича, но нарек ее так нынешний владелец. С единственной целью – чтобы это имя звучало в его доме.
VI
Три пучочка гиацинтов
Очередное утро упало белым осенним туманом на яблоневый сад Тараса Адамовича. Он проснулся раньше обычного, вышел на веранду и замер, любуясь прозрачными капельками хрустальной росы на траве. Втянул в себя густой, чуть прохладный воздух, доверху наполняя им легкие. Выдохнул, размял плечи.
На кухню вернулся, наполненный утренней бодростью. Такое настроение требовало каких-то перемен. Он решил начать их с джезвы. Отставил бронзовую, в которой варил кофе несколько дней подряд, – дедово наследство, и достал медную, подаренную коллегами.
С ней у него сложились непростые отношения: она постоянно тускнела. Бронзовая хорошо полировалась руками – этого было достаточно для сохранения цвета. Медная требовала большего внимания. Нынешним утром у него нашлось на нее время. Взял с полочки солонку, яблочный уксус. Помешивая раствор, постепенно добавил муку. В прошлый раз он чистил джезву лимоном с солью. Результат был удивительный, хотя хватило ненадолго. Смесь из муки, уксуса и соли нанес на поверхность джезвы. Теперь нужно подождать, пусть действует.
Вышел в сад, собрал с еще влажной травы опавшие краснобокие яблоки, поставил корзину на веранде. Надо будет нарезать их побыстрее – битые бока за пару часов испортят плоды. Яблочное варенье из опавших фруктов всегда имело особый вкус – с ноткой сладкой перезрелости. Сильвестр Григорьевич не ощущал этой нотки, но можно предложить сравнить два вида варенья Мире.