Читаем Дело Рокотова полностью

Они пришли в три часа дня. По их лицам было видно, как они встревожены и расстроены. И далее они рассказали мне, что сегодня утром им стало достоверно известно, что, когда Генеральный Прокурор Союза Руденко доложил Хрущеву о результатах процесса, тот рассвирепел и отчитал его, как мальчишку, обвинив и его и председательствующего на суде в провале этого дела. Хрущев сказал, что следовало расстре­лять по этому делу по меньшей мере пять человек.

На миг я почувствовала, как у меня сжалось сердце.

Пятым по списку обвинительного заключения и приговора шел мой подзащитный.

Шафир и Швейский рассказали, что, когда Руденко заметил Хрущеву, что суд не мог вынести смертный приговор, так как нет закона, предусматривающего смертную казнь за наруше­ние правил о валютных операциях, Хрущев накричал на него и сказал: "Не было закона? Сказали бы мне. Напишем и будет закон".

Мы чувствовали, что над нашим делом нависают черные тучи, и в ближайшее время, возможно, произойдет нечто еще более неслыханное, чем противозаконный процесс, участни­ками которого нам довелось быть.

В этой угрожающей обстановке оспаривать приговор в отношении моего подзащитного (с его особо крупным разме­ром оборота сделок) казалось явно рискованным. Товарищи решительно уговаривают меня воздержаться от участия во второй инстанции и ждать в Тбилиси их сообщений о дальней­шей судьбе дела.

В самолет я села в тяжелом настроении.

На второй день, утром, второго июля, как только я развер­нула свежий номер "Известий", мне тотчас же бросился в гла­за напечатанный в газете "Указ... "Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операци­ях". Указом вводилась смертная казнь за валютные наруше­ния. И хотя призрак смерти уже отчетливо витал над нашим делом я, как и многие мои коллеги в Тбилиси и Москве, старалась уверить себя, что все мрачные предчувствия до ди­кости нелепы и беспочвенны. И закон, изданный в дни, когда дело уже находится в стадии кассационного рассмотрения, на­правлен, как и следует всякому закону, "лицом в будущее", и никто не посмеет повернуть его вспять, чтобы наложить кровавую лапу на лиц, и без того уже незаконно и жестоко наказанных.

Но события, последовавшие за изданием Указа с голово­кружительной быстротой, доказали обратное.

Через несколько дней мои коллеги известили меня из Москвы, что кассационная инстанция уже рассмотрела дело и приговор в отношении моего подзащитного оставлен в силе без изменения.

Вслед за этим мне сообщили, что Генеральный Прокурор Союза ССР Руденко принес протест в связи с мягкостью при­говора Московского городского суда в отношении Рокотова и Файбишенко. Прокурор требовал отмены приговора в отно­шении этих двух осужденных и направления дела на новое су­дебное рассмотрение для применения к ним смертной казни на основании нового Указа.

Судебная коллегия по уголовным делам РСФСР удовлетво­рила этот протест и отменила приговор.

И громоздкое, тридцатипятитомное дело, пройдя засчитан­ные дни несколько этапов судебного рассмотрения (требую­щего в нормальных условиях нескольких месяцев), уже было назначено на новое рассмотрение на девятнадцатое июля.

Но на этот раз не было шума. Не было спектакля. Не было телевидения.

В Верховном суде РСФСР дело Рокотова и Файбишенко рассматривалось один день.

Суд был быстрый и неправый.

Их приговорили к смертной казни — расстрелу.


Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал.

21 июля 1961 года в "Правде" появилось короткое глухое сообщение о повторном суде над ними в виду мягкости при­говора и осуждении их на смертную казнь. На этом умолкли газеты. Умолкли все, и больше их имена не упоминались.

Вот так кончилось это беспрецедентное в истории мирово­го правосудия дело. Впрочем, кончилось — это не совсем точ­но. Делом Рокотова началась целая серия таких же неправо­судных процессов — в Ленинграде, Риге, Баку, Тбилиси, Фрун­зе... Осужденные в Москве теперь проходили свидетелями на других процессах, в других городах.

Судебная статистика в СССР — герметически закрытая об­ласть. Тем более окутанными мраком остались дела, подоб­ные рокотовскому. Так что вряд ли кто-то может точно уста­новить общее число осужденных по этим процессам, но до­стоверно известно, что абсолютное большинство их было ев­реями. Сама я вскоре по окончании дела Рокотова села в другой процесс — Какашвили, который так же был расстре­лян.

Из многочисленных томов дела, которые прошли через ме­ня в те дни, я узнала еще о шестнадцати противозаконных расстрелах, когда к подсудимым так же, как к Рокотову и Файбишенко, была применена обратная сила закона. Это то, что знаю я, а сколько таких судебных расправ и по сей день остались для мира покрытыми тайной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Самая жестокая битва
Самая жестокая битва

В советской историографии было принято считать, что союзники выиграли свою "пресловутую" битву за Атлантику уже 22 июня 1941-го года, когда "почти все ресурсы немцев были брошены на Восточный фронт". О том, что это мягко говоря не так, и сегодня мало кто знает. Любители флота уделяют больше внимания сражениям с участием грозных линкоров и крейсеров, огромных авианосцев и стремительных эсминцев, чем утомительным проводкам атлантических конвоев, сопровождаемых непредставительными шлюпами и корветами. Но каждый успешно проведенный конвой приближал победу союзников намного быстрее, чем например победа у мыса Матапан. Поэтому, я считаю весьма полезной данную книгу об одной из таких конвойных битв, ставшей одной из переломных в кампании на атлантических маршрутах, и пришедшей к союзникам как нельзя кстати после кризиса весны 1943-го, когда до окончательной победы было еще далеко.

Рональд Сет

Публицистика / Прочая документальная литература / Документальное / Документальная литература