Дело Романовых, или Расстрел, которого не было

Это была пластина из резины и золота с четырнадцатью верхними зубами. Протез был забит землей. Соколов считал, что он выпал изо рта, когда труп доктора тащили по земле. Были и другие мужские вещи — застежка от воротника, пуговицы от мундира и куски мужских подтяжек. Были найдены так же четыре маленьких иконки, несомненно принадлежащих императорскому семейству. Одна из них была — иконка святого Николая чудотворца.

Казалось, что доказательств было больше чем нужно, все указывало на Романовых. Установлено почти без сомнения, что некоторые части одежды, драгоценности и личные вещи императорского семейства были порваны, разбиты и сожжены. Если владельцы носили бы эту одежду и драгоценности во время расстрела, кажется очевидным, что все они умерли.

Но где тела? Соколов имел только палец и два небольших кусочка кожи, обнаруженных в прошлом году. Хотя доктор Деревенько считал, что палец принадлежал его коллеге доктору Боткину, Соколов и его эксперты утверждали, что он принадлежит женщине среднего возраста с длинными тонкими пальцами; они считали, что палец был отрезан, а не оторван при взрыве. С этих пор считалось, что это был «палец царицы».

Было также небольшое число костей, которые Соколов определил в своей книге как «кости какого-то млекопитающего». Всего найдено было 42 костных фрагмента со следами разрубания и горения. Соколов показал эти кости местному доктору, который заявил: «Что же касается костей, то я не исключаю возможности принадлежности всех до единой из этих костей человеку. Определенный ответ на этот вопрос может дать только профессор сравнительной анатомии. Вид же этих костей свидетельствует что они рубились и подвергались действию какого-то агента, но какого именно, сказать может только научное исследование…» До сих пор это утверждение используется для доказательства факта, что трупы всех одиннадцати заключенных в Доме Ипатьева были разрублены и сожжены перед тем, как спрятать их в шахте.

Генерал Дитерихс в своей книге упоминает «полностью сгоревшее ребро» обнаруженное офицерской комиссией, но сказал, что оно распалось в их руках при попытки очистить его от пепла. Но Соколов, человек, который фиксировал каждый найденный предмет и имел доступ ко всем записям, не упоминает ни о каком ребре. Он указывал «куски сальных масс, смешанные с землей» и объявлял, что это было сало, которое при сжигании трупов расплавлялось и вытекало на землю.

Сам следователь так был обескуражен небольшим количеством человеческих останков, что громко воскликнул: «Где зола? Это вопрос; мы обнаружили слишком мало…» В то время, когда следователи прочесывали район поляны Четырех Братьев, произошел небольшой любопытный инцидент, связанный с свидетелем, на которого Соколов должен был бы обратить пристальное внимание. Следователи, работавшие ранее, обратили внимание на имя, вырезанное на коре березы «Л.А. Фесенко». Имя привело к его владельцу, молодому горному инженеру. Он рассказал, что он находился в лесу за несколько дней до предполагаемых убийств и случайно встретил там комиссара Юровского

Юровский расспрашивал Фесенко о состоянии тропинки, ведущей к поляне Четырех Братьев. Фесенко рассказал. В середине 1919 года его привели к шахте, где он сидел и мрачно наблюдал за раскопками белогвардейцев. Однажды он вдруг воскликнул: «Это выглядит необъяснимым!» Когда его попросили объяснить, он добавил: «…рассказ о кострах и сожжение тел — это сказки. Посмотрите сами! Как можно было бы сжечь столько тел и оставить так мало золы?»

Когда Вильтон сказал об этом Соколову, следователь охарактеризовал Фесенко так: «… просто молодой дурак большевик… дело в том, что мы надеемся, что он выдаст себя, или выведет на некоторых убийц. Мы задержали его, но позволили ходить на свободе. Он крутиться около этого места, пытаясь доказать, что здесь ничего не могло случиться… Вероятно, он здесь и находится по заданию убийц или их подельников. Вот почему мы позволили ему быть на свободе».

Был ли прав Соколов, проигнорировав Фесенко? Несомненно, он должен был так думать, когда через несколько недель после исследования шахты появилось некоторое физическое подтверждение, которое, казалось, стало заключительной точкой для тех, кто верил в убийство. 25 июня на дне шахты был обнаружен труп небольшой собачки. Он почти сохранился и был признан как труп Джемми, комнатной собачки, принадлежащей великой княжне Татьяне. Соколов считал, что это связующее звено. Он считал: «Разгадка секрета Дома Ипатьева находится в шахте». Следователь прочно стал на путь, который и привел его к окончательным выводам. Ничто уже не смогло бы свернуть его с этого пути.

Два брата, работавших в советском военном гараже, рассказали о том, что ЧК, комиссия по борьбе с контрреволюцией, ночью 16 июля потребовала грузовик в Дом Ипатьева. Соколов, лично, прошел тринадцать миль по вероятному следу этого грузовика от Дома Ипатьева до поляны Четырех Братьев. Этот марафон принес свои результаты — у переезда 184, где дорога пересеклась со старой горнозаводской железнодорожной линией.