Следствие получает новый толчок. Крик сперва слышали только на садзаглихевской дороге. Этого недостаточно; следствие желало бы еще новых свидетелей детского крика на дальнейшем пути евреев. И раз почувствовали эту надобность, – целая группа свидетелей, более чем через месяц после пропажи Сарры, является внезапно и, молчавшая до тех пор, свидетельствует о слышанных криках. Вообще, следя за предварительным следствием, мы видели, что при каждом новом требовании следствия тотчас же является и предложение, вполне удовлетворительное. Каждое недоразумение, каждое сомнение, которое является у лиц, производящих дознание и следствие, каждая их иногда невольная ошибка тотчас же обращается в пользу заявленного подозрения; за них хватаются как за искру и раздувают в пламя, освещающее дело совсем не с той стороны, на которой была истина. Так сложилось настоящее дело и настоящее обвинение.
Я поставил себе задачей доказать перед вами не только то, что самое здание обвинения построено на шатком основании и должно разрушиться при серьезном к нему прикосновении, но я хочу доказать, что самые материалы этого здания, которое венчал теперь своим решительным словом прокурор, не имели и не имеют внутреннего достоинства и прочности.
Я должен теперь вступить на путь детских стонов и криков, слышанных несколькими свидетелями. Это какой-то мрачный переход дантовского чистилища, где души некрещенных младенцев в томительном ожидании взывают о спасении. Это продолжительная вокальная музыка, которая, однако, никак не складывается в концерт. Нет согласия, нет и единообразия в этих звуках, подхваченных случайно свидетелями; разнообразны впечатления и заключения самих свидетелей. То слышат они детский крик, то какое-то мычание, то крик козла, то стон задыхающего ребенка, то плач, то целую фразу о призыве к спасению. Иным свидетелям послышался детский крик, но когда они увидели козла, то заключили, что это был крик козла, и успокоились. Другие слышат крик, но когда выходят на этот крик, – слышанные звуки умолкают. Слышат плач, идут на помощь, думают увидеть ребенка, но видят евреев и, не обращая затем внимания на плач, уходят. Обмениваясь мыслями по поводу слышанного крика, соглашаются, что это крик козла, но когда узнают, что евреями похищен ребенок, убеждаются, что слышанный ими крик был не крик козла, а ребенка, и что евреи не просто торопились ехать, а были испуганы. Все эти самые разнообразные свидетельские впечатления, без дальнейшего их разбора, без примирения противоречий между ними, выставляются обвинением как улики, и, прибавлю, как главнейшая улика, связывающая проезд евреев с исчезновением Сарры. Рассмотрю в отдельности каждое из свидетельских показаний.