Дело сибирского душегуба

Два года назад Виктор Анатольевич пытался за мной приударить. Вился кругами вокруг моего стола, заходил без причины, всячески опекал. Однажды предложил посидеть в кафе после работы. «Это приказ?» — пошутила я. И напомнила про мужа — тезку моего нового воздыхателя. Объяснила тактично, стараясь не задеть тонкие мужские струны — ведь все они такие нежные, чувствительные! Проблемы на работе мне не требовались. Вроде разошлись, пошутили на прощание, Виктор Анатольевич оказался незлопамятным. У него была семья — две дочери, улетевшие из семейного гнезда, супруга — милейшая интеллигентная женщина. Что еще надо мужику?

— Войди в положение, Вахромеева, — увещевал Хатынский. — Следователь Кожемякин в отпуске, поехал к родным на Сахалин. А это далеко даже от нас. Липницкая в больнице — по вашим женским делам. Больше никого, хоть шаром покати. Так что прогуляйся, Вахромеева, в качестве исключения. Ознакомишься с ситуацией, соберешь отчеты криминалистов, оперативников, возбудишь уголовное дело, а большего от тебя и не требуется. Ты сможешь. Или не мечтаешь уже стать нормальным следователем?

— Кого убили-то? — проворчала я.

— Поезжайте, товарищ старший лейтенант, и во всем разберитесь, — подполковник отвернулся и стал удаляться.

Преследовало ощущение, что меня подставляют. Имелись догадки, но так не хотелось в них верить… Путешествовать с опергруппой я отказалась, отправилась своим ходом, уточнив координаты: второй километр Приваловского шоссе. «Москвич» начинал барахлить — заводился после долгих уговоров, издавал пугающие звуки.

«Замок зажигания надо менять, — объяснил всезнающий слесарь дядя Володя из управленческого гаража. — И генератор капитально ремонтировать. Но на нас, дорогуша, даже не рассчитывай, все запчасти под строгим учетом. Ищи сама и приноси — сделаем».

Дефицит запчастей в Стране Советов был чудовищным — даже для сотрудников органов. Родному мужу проблемы машины были до лампочки. Но машина пока ездила, и то хорошо…

Приваловское шоссе стартовало от автовокзала на восточной окраине, перебегало мостик через Карагач и терялось среди лесов и деревень. Я медленно вела машину, объезжая выбоины в асфальте. Водители-мужчины, обгоняя меня, посмеивались, какой-то хам гудел в спину.

С приближением к месту происшествия становилось неспокойно. Трасса на этом участке входила в поворот к мосту. Встречные машины выскакивали из слепой зоны, тарахтели по своей полосе. Слева к обочине подступал старый осинник, справа простирался сосновый бор. У левой обочины стояли машины патрульного экипажа, криминалистов, опергруппы на стареньком рижском «рафике». Я встала у обочины, забрала свою сумку с ремешком, папку с бланками.

На опушке курили люди, смотрели на меня без обычного снисхождения. Я, обходя лужу, споткнулась. Никто не издевался, не иронизировал, хотя в иной день из кожи бы вылезли. Миша Хорунжев — молодой лейтенант с непокорными вихрами — даже помог перелезть через поваленную березу. Опера, покуривая, молчали. Отвернулся Глеб Шишковский — спокойный и рассудительный малый, — не дурак полениться, но опер нормальный. Саня Горбанюк — рослый, стремительно лысеющий мужик, временно исполняющий обязанности начальника угро — сухо кивнул. Я тоже держалась официально.

Среди деревьев, метрах в пятнадцати от опушки, возились люди: криминалист Головаш Владимир Александрович — еще молодой, но уже много повидавший и грамотный, и взятая им на стажировку недавняя выпускница мединститута Римма Высоцкая, особа впечатлительная, между прочим, отличница. Сегодня Римма усердия не проявляла, двигалась приторможенно, и вид имела такой бледный, словно завтра ей рожать.

— Что случилось? — негромко спросила я.

— Она даже не в курсе, — вздохнул Хорунжев.

— В курсе чего? — разозлилась я. — Все такие таинственные, слова не вытянешь.

— Девочку убили, — пояснил Шишковский. — Тело полтора часа назад нашли грибники. Сейчас опят в лесу — хоть лопатой греби…

К горлу подступил ком. Вот и сбывалось то, что пророчилось… Но что-то в этом деле все равно было не так. При чем тут моя персона? Или беда на всех общая?

— Та самая девочка? — спросила я.

— Та самая, — мрачно и торжественно подтвердил Горбанюк. У него был густой выразительный голос — с таким природным даром мог бы и диктором устроиться.