Дело сибирского душегуба

Жизнь возвращалась с каждым глотком напитка, очертания предметов становились резче. Я обитала в двухкомнатной квартире на шестом этаже девятиэтажного дома в центре славного городка Грибова, затерянного в красноярской тайге. Стандартные комнаты, стандартная кухня, стандартный вид из окна во двор. Я стояла у окна с чашкой в руке, смотрела вниз, словно искала что-то новое в застывшем пейзаже. Но там ничего не менялось. Заборы, детская площадка, напротив – пятиэтажка с залитой гудроном крышей. Несколько машин, редкие прохожие, задирающие голову к небу. На торце райисполкома, до которого по прямой двести метров – белым по красному: «Решения XXV съезда КПСС – одобряем!» На дворе 18 сентября 1976 года, суббота. Плакатов и транспарантов в стране победившего социализма становилось больше, колбасы – меньше. Приближалась знаменательная дата, до нее оставался год с хвостиком – шестидесятая годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. Большую часть своей сознательной жизни я провела в Грибове. Городок не самый захудалый, сорок тысяч населения, 150 километров на северо-восток от Красноярска, между Енисеем и Бирюсой…

Я забралась в одноименный холодильник, поискала что-нибудь съедобное. Добытчик в семье отсутствовал. Пожевала вчерашнюю кашу, вынула тарелку с позавчерашними пельменями, прикрытыми блюдцем. Съела их с остатками кофе. Снова застыла у окна, всматривалась в лица прохожих. Город раскинулся на десять километров. А с учетом окрестных деревень и поселков – целая агломерация. Важный индустриальный центр, здесь работал мощный оловокомбинат, ставший некогда градообразующим предприятием. Помимо «Оловяшки» – еще ряд заводов и фабрик, в основном обрабатывающих цветные металлы: цинк, свинец, медь, кадмий. Месторождения находились севернее – тайгу прорезала сеть узкоколеек. Грибов был классическим промышленным городом. Дым, смог, вредные и не очень выбросы. Трубы заводов тянулись в небо. Жилые зоны чередовались с индустриальными районами, простирался обширный частный сектор, который неспешно заглатывали серые пятиэтажки. Но зеленых зон в городе хватало, власти с переменным успехом боролись со свалками, разбивая скверы. Я не была фанаткой этого поселения, но все же признавала – оно не хуже других. Упрощенная версия какого-нибудь уральского индустриального района. Зато за городом, в какую сторону ни пойди, начиналась девственная, никем не испорченная природа…

– Дорогая, что делаешь? – донесся из спальни слабый голос.

– Курю, – отозвалась я.

– Ты же не куришь.

– Ладно, ты меня раскусил, – я вздохнула. – Не курю.

– Может, полежим? – в голосе благоверного прослеживалась неуверенность. Он словно и не хотел.

– Может, вечером? – отозвалась я с той же неуверенностью.

– Ладно… – он драматично вздохнул, заскрипела кровать, видимо, перевернулся на другой бок. Возвращаться в постель решительно не хотелось, но как ему это объяснить человеческим языком? От неловкой ситуации избавил телефон, зазвонивший в прихожей. Я отправилась в коридор, пулей промчавшись мимо спальни.

– Вахромеева, ты? – грубовато осведомился старший лейтенант Полухин, дежурный по управлению.

– И что? – буркнула я, – Тридцать лет как Вахромеева и еще бы дважды по столько не возражала. Что надо? – безотчетное беспокойство вдруг усилилось, отодвинув в сторону меланхолию и неловкость.

– Тебе же нет тридцати, – задумался дежурный. – Знаешь, Вахромеева, ты единственная в мире баба, которая преувеличивает свой возраст. Хатынский просил передать, что хочет видеть тебя на работе. Кое-что произошло…

– А то, что на дворе суббота – ничего?

– Ничего, – уверил Полухин, – это нормально. Преступники работают без выходных, нам надо брать с них пример.

– Что случилось, хоть намекни? – настроение было и так-то не очень, а теперь окончательно свалилось на дно колодца.

– Я точно не знаю… – начал выкручиваться дежурный. – Лазаренко принимал вызов… Слушай, Вахромеева, не тяни резину, приезжай, сама все узнаешь… – Голос дежурного по управлению подозрительно дрогнул, и он швырнул трубку.

А я свою положила аккуратно – ее так часто швыряли, что треснул корпус, и пришлось обмотать его изолентой. В финальных нотках дежурного звучало что-то… растерянное, что ли. Вроде ко всему привыкли. Или еще нет? По правде, не хотелось сидеть дома. Бежать на работу тоже не хотелось, но это другая история. Когда я пробегала мимо спальни, Малеев снова высунул нос из-под одеяла, сладко зевнул.

– Далеко, дорогая?

– На работу вызывают, – отчиталась я.