Уже много лет в существовании Кольши было все стабильно – от бутылки к бутылке. На любимое зелье он добывал средства либо мелкими кражами металла с дач, либо устройством на какие-нибудь простые работы, с которых его обычно выгоняли через неделю. Случались и копания в мусорных баках, но это пока еще было редкостью. Законченным бомжом он еще не стал, хотя, откровенно говоря, такая перспектива маячила перед ним, и, быть может, в совсем недалеком будущем. Оставалось лишь продать за гроши свою коморку в малосемейке, пропить деньги и отправиться скитаться по свалкам, кладбищам и подвалам. Впрочем, скорее всего, все закончится без скитания – зная себя, он вполне мог предположить иной исход. Получив деньги за малосемейку, он будет пить помногу и не просыхая, а потому быстро сгорит от водки. Может, оно и к лучшему.
Интересно то, что его родители были еще живы. Стары, конечно, но бодры, проживают в родном Новостахановске, где Николай не был – сколько же лет?.. Три? Или пять? Нет, сейчас не вспомнить! Проклятая водка здорово подтачивает память. А вот его отец и мать были строгими трезвенниками. И его пытались воспитать таким же.
Отец долго и старательно объяснял школьнику Коле Анасенко, что пить ему ни в коем случае нельзя. У него плохая наследственность – оба деда закончили алкоголизмом.
Это было можно понять – участники Великой Отечественной, пехотинцы, хлебнувшие военного горя полной чашей. Они привыкли пить еще там, на войне, и не перестали с ее окончанием. Оба быстро умерли – и разве могло быть иначе? Детей – отца и маму Коли, живших, кстати, по соседству, – воспитывали их матери, вдовы, хлебнувшие горького одиночества в трудные послевоенные годы. Обоим детям с детства внушалось – во всем виновата водка, именно из-за водки у них нет отцов. Фашисты не убили, так водка в могилу завела. Вывод? Водка хуже фашиста! И дети прониклись стойким отвращением к «зеленому змию».
А вот Коля «проникнуться» не сумел. Считал, что сам во всем разберется, сам со всем справится, да и вообще – будет знать свою меру. Другие-то ее знают, чем он хуже?
Лишь много позже он вынужден был признать – о плохой наследственности ему говорили не зря. С последнего класса школы он напивался – хоть редко, да метко, «качественно», до полного беспамятства. Однажды они с одноклассником – таким же любителем выпить и погулять – едва не попали под поезд. Понесло их чего-то на железнодорожные пути, и они там зазевались. Коля успел-таки отпрыгнуть, когда состав тронулся. Приятель тоже, собственно, успел, но его зацепило краем вагона. Движущийся поезд – это огромная мощь, и соприкосновение с ним стоило приятелю Коли многих месяцев в больнице и ампутированной руки.
После этого отец вновь поговорил с Колей и постарался убедить его не пить совсем – ни под каким видом, никогда. Коля даже немного «убедился» – на первом курсе института не употреблял вовсе. Но постепенно страшная история с поездом забылась, Коля вновь начал выпивать в компаниях, тем более что в студенческой среде того времени пить было проще простого. И это вновь вскоре привело к беде – все-таки той истории, после которой Ракета бросила его и убила их общего ребенка, просто не было бы, если б он не пил. Юлька – дура и истеричка, конечно, но нельзя не признать, что она права – доля его вины в происшедшем тоже есть, как ни крути! Что же получается? Водка забрала у него не только обоих дедов, которых он никогда не видел, но и сына (ну или дочь…). Да и саму жизнь у него, Николая, она тоже забрала – ведь его нынешнее существование жизнью-то вряд ли можно назвать. Вот уж воистину – водка хуже фашиста!
Пристрастие к алкоголю всегда подводило его. Сначала он потерял отличную работу, затем – просто хорошую, потом – нормальную и постепенно скатился до занятий, которые и работой по большому счету назвать было нельзя. Постепенно портились отношения с женой Светкой, в итоге она ушла, и он больше никогда не увидит ни ее, ни дочь. Даже родители больше не ездили к нему в Большеград. Впрочем, он и сам просил их не приезжать. Ему было неприятно, когда мама пыталась навести чистоту в его коморке, а отец смотрел жалостливо и тоже рвался что-то починить, побелить или покрасить. Николай не любил, когда его жалели. Лучше уж пусть родители остаются дома, в Новостахановске, воспитывают младшего брата, у которого давно собственные дети, а его, Николая, пусть не трогают.
Юлька еще к нему приперлась! Адрес, конечно, ей узнать было нетрудно, раз уж он оформлялся на работу к ней на фабрику. Но надо же, что удумала – ошибку исправлять, вернуться на ту точку, где она совершена, сойтись вновь и попытаться начать все сначала. Вот дура! Может, на лесной тропинке именно так и нужно поступать, но мы ведь не в лесу – жизнь сложнее леса. Нет больше той точки, нет ее! Все уже сделано, и ничего не изменить. Как там в песне пелось?