Дело совести (сборник)

— Да. Но, Джо, первым делом я хочу сообщить тебе правило этикета Службы, которое никогда не должно нарушаться. Тебе не разрешат находиться рядом с микрофоном Дирака до тех пор, пока это правило навсегда не врежется в твою память.

— Я весь во внимании, Крас, поверь мне.

— Хорошо. Слушай: в передаче Дирака никогда не должна упоминаться дата смерти работника Службы.

Джо моргнул, почувствовав холодок. Причина, на которой основывалось правило, казалась жесткой, но очевидной была ее предельная доброта. Он сказал:

— Я не забуду этого. Мне самому хочется этой защиты. Премного благодарен, Крас. Каково мое новое поручение?

— Для начала, — ответил Красна, ухмыляясь, — самая простая работа, которую я когда-либо давал тебе здесь, на Рэндольфе. Отправляйся и найди мне своего водителя кеба — того самого, который упоминал путешествия во времени. Он опасно близок к правде; в определённой степени ближе, чем был ты.

Найди его, и приведи ко мне. Служба готова принять новичка!

ВОСПАЛЕНИЕ СОВЕСТИ, ИЛИ ТРАГЕДИЯ ПОЛЮСОВ

На планете Поэзии

Не ходи к полюсам —

Полюса бесполезны,

Не взрасти там лесам…

Василий Бетаки.

Да, мы в Бога не верим.

Но истово веруем в Совесть.

В ту, что раньше Христа родилась

и не с нами умрет.

Наум Коржавин.

I

Лет этак двадцать пять назад в силу причуд советского книгоиздания большинству литературной братии (по крайней мере, питерской) поневоле приходилось быть в большей мере сказителями, нежели писателями, пробавляясь не честными публикациями, а так называемыми встречами с читательской аудиторией. Аудитории эти бывали самыми разными — от университета до цеха и от школы со спортивным уклоном до районного вытрезвителя. Приходили же мы туда не только по одному, но порою и по двое, по трое. Причем в составе подобных писательских десантов, как правило, оказывались не одни коллеги по литературному цеху, но смесь, с бору по сосенке — фантаст с поэтом, детективщик с драматургом… Тогда-то и пришлось мне несколько раз столкнуться с неким старшим (и намного старшим) коллегой, которого, не имея ни малейшего желания поминать имен всуе, назову Философом, ибо сей во многих иных отношениях весьма достойный писатель любил начинать выступление таким примерно пассажем:

— Я, товарищи, не только писатель. Я, товарищи, еще философ. И должен вам сказать, превзошел Маркса с Энгельсом…

Зал (вне зависимости от числа слушателей) тревожно замирал. Да и я, признаться, до сих пор диву даюсь, как он не боялся. Впрочем, многострадальный и многоопытный сиделец сталинских лагерей, он, возможно, свое уже отбоялся. И верил — не без оснований! — что больше его уже не тронут. И потому серьезно продолжал:

— Они нас, товарищи, чему учили? Диалектике: у всякой монеты — две стороны, у всякой палки — два конца… А я намного дальше пошел. Я доказал, что концов у всякой палки три. И третий конец, товарищи, — это середка.

Зал взрывался облегченным смехом. Философ же, обеспечив себе благосклонное внимание, от своих академических трудов переходил ко чтению какого-нибудь добротно реалистического рассказа.

И вряд ли кому-нибудь приходило в голову, что за эпатажем этим в действительности скрывается мысль более чем глубокая. И, замечу, имеющая самое непосредственное отношение к предмету нашего сегодняшнего разговора — романам известного американского фантаста Джеймса Блиша. К вышеупомянутой мысли мы, однако, вернемся позже. А пока, как положено канонами жанра, несколько слов о самом Клише.

II

В отличие от иных патриархов американской научной фантастики — Роберта Хайнлайна, Клиффорда Саймака или, скажем, Айзека Азимова — судьба не даровала Джеймсу Бенджамену Блишу долгой жизни. Ему было отведено всего пятьдесят четыре года, но сделать за этот срок он успел, прямо скажем, немало.

Родился Блиш в 1921 году в городе Ист-Оранже (штат Нью-Джерси). Он окончил биологический факультет университета Ратжерса, а поскольку пришлось это событие точнехонько на время вступления США во Вторую мировую, был, как и подавляющее большинство сверстников, призван в армию. Правда, ни на один из театров военных действий не попал, а провел все эти годы лаборантом в госпитале. В 1945 году он поступил в аспирантуру нью-йоркского Колумбийского университета, однако так ее и не закончил, окончательно решив посвятить себя литературной деятельности, а если точнее — научной фантастике.