Дело «Тенкилл»

– О, Грета. Вы знаете, что всю жизнь были моим любимым специалистом? Ведь я первым взял у вас интервью, помните? У нас нет времени на длительные упражнения на доверие и философские беседы. Поэтому вот что я вам скажу. – Он выдерживает паузу. Его тон – прямой, чёткий, решительный. Понятно, почему он уже несколько десятков лет считается одним из лучших судебных адвокатов страны. Он говорит с позиции уверенного знания, не снисходительно, не как мошенник, намеренный вас заболтать, а как человек, работающий только с непреложными истинами. Он мог бы продать в пустыне переносной обогреватель. Его компетенция сексуальна, и меня не удивляют все его непристойные истории с моделями на Амальфитанском побережье и в Каннах. – На что я потратил свою жизнь, Грета? Я вам скажу. Я построил эту фирму. Я вложил в неё всё. Мне девяносто, я всё ещё работаю по восемьдесят часов в неделю. Так было всегда. Я никогда не был женат. Никогда не имел детей. Я каждую минуту отдавал закону. Юриспруденция – моя главная любовница. Хотя, конечно, были и другие любовницы, но это лишь в часы одиночества и скотча. Так что, возможно, очень удачно совпало так, что в конце моей долгой жизни я вынужден принести серьёзные извинения реставратору картин в стиле барокко, единственному человеку, отреагировавшему на них так же, как я, когда я впервые их увидел. Возможно, я вижу в ней воплощение закона, всех моих любовниц и жены, которой у меня никогда не было. Мне с этой точки зрения кажется логичным, что она должна унаследовать моих Караваджо. И вот мой последний ответ на эту тему. А насчёт рюкзака с жёсткими дисками вы не правы. Если вы будете делать своё дело, он не уничтожит фирму, а спасёт. Теперь идите.

– Значит, вы санкционируете это расследование, Морис?

– Я, милая моя, всегда его санкционировал. В отличие от Тима. Вы проникли в самое сердце серьёзного дела о коррупции, это верно. Но ещё вы попали в самое сердце жестокой и кровавой битвы за власть в этой фирме. Я её старейший член и, ей-богу, я санкционирую это расследование. К сожалению, с технической точки зрения, Тим имеет равное право голоса, что опять же результат ужасной сделки в духе Фауста, которую я заключил с его отцом. А теперь идите, и поскорее. Он будет здесь с минуты на минуту. Я понятия не имею, кого он приведёт с собой, а частная охрана под каблуком у него, а не у меня. Главное сейчас, Грета, – и я подозреваю, что у нас с вами одна и та же цель, но по разным причинам, – не в том, чтобы показать как можно больше результатов вашего исследования, а в том, чтобы сделать те, что вы отыскали, как можно публичнее. Вам нужно переломить ход этого слушания в пятницу, и сейчас цель номер один – любой ценой избежать запрета на молчание. Просто предать максимальной гласности факты, подкрепляющие ваши подозрения, – вот рычаг, который нам нужен. Вы и сами прекрасно знаете, как влиятельные «белые воротнички» всегда избегали наказания, прикрываясь конфиденциальными соглашениями и сфабрикованными указами о согласии. Работайте со СМИ, милая моя. Никакого запрета на передачу информации.

– Но ходатайство о запрете подала «КоКо». Как же мне с этим справиться и обнародовать факты, подтверждающие мои поиски дополнительных данных с телефонов и ноутбуков Тима и Ханиуэлла? Поскольку меня уволили, у меня больше нет права вести расследование. Мы могли бы просто попросить Самеру …

– Ну вы что, Грета. Вы прекрасно понимаете, что в прессу вам обращаться не стоит. Вы обратитесь в прессу, пока ходатайство ещё на рассмотрении, а поскольку Тим уже сообщил всем, что вы неадекватны и к тому же злоупотребляете наркотиками, ваше обращение будет воспринято как попытка отомстить. Тим тут же заявит о нарушении закона о компьютерном мошенничестве и злоупотреблении властью, и вас лишат права заниматься юридической деятельностью, а то и арестуют. Нам нужно благословение судьи федерального суда. И конечно, может быть, я мог бы просто сейчас публично заявить, что у вас есть правоспособность, но тогда Тим и Ханиуэлл немедленно подадут ходатайство, чтобы проверить законность этого. Может быть, скажут, что вы меня принудили, что, конечно, смешно.

– Конечно, – говорю я, и поскольку, как и все, кто находится рядом с ним, поддаюсь его чарам, я позволяю себе едва заметно улыбнуться.

– В любом случае, я бы скорее сказал, что вы уполномочены, когда вы и Эл Рэ отправитесь в суд, не дав им времени собраться с духом, не дав им времени мобилизоваться. Не дав им времени разглагольствовать в новостях о коррупции. До этого проклятого слушания нам нужно, чтобы они не знали о нашей с вами дружбе. Они ведь не поймут, кому я подарил Караваджо, и не узнают, что вы здесь были.

– Но всё же … я и вы, мы вместе могли бы прямо сейчас обратиться к прессе …