Дело Тихонова-Хасис

Ну, вот, Серёжа внедрялся в политику, и в итоге стал политиком. Но я, то, что сказал ранее, да, про его мотивацию, про мою мотивацию, ради чего он пошел на сделку с совестью, ради чего я поддержал выступление не любимого мною лично “Шизо” (я даже его музыку-то слушать не могу в силу его личностных качеств), так вот, почему я поддержал выступление нелюбимого мною “Шизо”, я считаю, что это пойдет на пользу “Движу”».

* * *

Цитированный документ, как видим, полностью опровергает фальшивку Горячева, состряпанную по указке ФСБ. На самом деле все обстояло с точностью до наоборот. Вплоть до поддержки Тихоновым такой формы «легальной» деятельности, как концерт музыкальной группы, ему лично не симпатичной, по политическим соображениям. Подчеркну, что все это говорилось Тихоновым буквально накануне ареста.

Очную ставку Горячева с Тихоновым следствие провести не рискнуло по понятной причине: Илья перед лицом преданного им друга не выдержал бы и пошел в отказ от своих вполне идиотских ложных показаний. Что он впоследствии и сделал, причем письменно, но… Отказ был дан, к сожалению, лишь заочно; он не был рассмотрен в суде. Горячев честно признал факт фальсификации и оговора, сделанных под давлением Краснова и ФСБ, но это уже не могло спасти Никиту.

Почему Горячева, все же, отпустили с крючка? Потому что Тихонова было легче очернить в глазах общества, он гораздо лучше подходил на роль основного фигуранта по делу. Но главное — потому, что Горячев в обмен на свободу дал нужные следствию показания на Тихонова и Хасис. Он продал свою совесть за высокую цену: Никита сел пожизненно, а Илья нынче разгуливает по европам. Пытаясь откупиться от суда истории, он потом собирал деньги для Тихонова, одновременно умоляя «Русский вердикт» не предавать огласке факт своего предательства.

Под предлогом «защиты свидетеля» Горячеву разрешили выехать за рубеж. Мавр сделал свое дело — мавр может идти. Снедаемый страхом расплаты за предательство, а может быть также и совестью, Горячев втайне (как он думал), за несколько месяцев до отъезда, пришел в сопровождении адвоката к нотариусу. Там он заверил свои показания о том, при каких обстоятельствах, почему и зачем он совершил оговор в отношении Никиты. После чего в декабре 2010 года покинул страну.

Почему Горячев заверил заявление в августе 2010, а в суд послал 17 марта 2011 года? Это слишком понятно. Присылать свое отречение от показаний было нельзя на стадии следствия, а можно только на стадии суда. Иначе оно до суда никогда бы не дошло: так и осело бы в материалах следствия, не включенных в дело. Как осело весьма многое другое. Горячев это понимал.

Илья, конечно же, знал, что его письменный отказ юридической силы в суде не имеет и Тихонову не поможет. Но ему было нужно, чтобы письмо-отречение не только попало по адресу, но и было оглашено в зале суда. Публичность требовалась, чтобы обелить себя перед соратниками по Движению. И он придумал трюк с нотариусом.

Одновременно копия поступила в московский журнал «The New Times», который ее и опубликовал, снабдив публикацию факсимиле самого заявления. «The New Times» сумел связаться с Ильей и взять интервью, где Горячев подчеркнул: «Отказ написал давно, еще в августе 2010 года. Тогда еще никому, кроме ФСБ, не было известно о моих показаниях против Тихонова, так что ни о каком давлении на меня со стороны националистов не может быть и речи. Давила на меня только ФСБ. Почему не написал сразу? В тех условиях я не мог этого сделать».

Из текста Горячева следует, что «данные мною в ходе указанных допросов 10 ноября 2009 г. и 20 апреля 2010 г. показания о том, что Никита Тихонов и Евгения Хасис примерно за месяц до первого допроса, то есть в сентябре-октябре 2009 г. рассказывали мне, что они совершили убийство Маркелова С.Ю. и Бабуровой А.Э…. не соответствуют действительности. Эти показания, закрепленные также видеозаписью допроса, я давал в помещении Следственного комитета при прокуратуре РФ под давлением ведущего допрос следователя Краснова И.В. и находившихся там же оперативных сотрудников, не назвавших свои фамилии и должности».

Чем надавили на свидетеля Горячева, почему он оболгал, оговорил своего друга?