Какое тут могло быть продолжение? Какая перспектива? Ну выпила девочка, расслабилась. И все. Мужа дома не было, вот и разнообразила жизнь немножко. Во вполне допустимых рамках, между прочим. Ничего лишнего ни себе, ни тем более мне не позволила. Значит хорошо себя контролировала. И все же, все же, все же. Уже тогда она стала западать мне в голову. Постепенно. Потихонечку.
Теперь уже я стал думать о том, какой предлог найти для встречи с ней. Поскольку мы с Юрой – люди пьющие, это было не так трудно. Я искал встречи с ним у него дома. Он был, в принципе, не против, но тут у него пошли какие-то дела, и наши договоры затянулись недели на три. События я не форсировал, и, хотя думал о ней чаще обычного, как-то даже поостыл слегка. Видимо убедил себя, что у нее был обычный бабский задвиг. «А если она так с каждым?» – подзуживал циничный внутренний голос. И я кивал ему в ответ. Не то чтобы меня это сильно волновало. Я вообще не ревнив. Но несколько остужало подобное соображение, это верно. Однако долгожданный день настал. Юра сам позвонил как-то субботним утром и попросил зайти к нему вечером без машины. Это был явный намек на хорошую пьянку. Водки не хотелось. Я купил две полуторалитровых бутыли «Петровского», надел синюю шелковую рубаху на выпуск, черные джинсы в обтяжку и отправился в гости. Он, она, его младший брательник, и немолодая парочка из его конторы – вот и весь бомонд на этот вечер. Честно говоря, я в такой компании был как не пришей кобыле хвост. Всю пьянку проговорили о поставках леса финнам. О том, что вагоны на станции отсутствуют, заказчики нервничают, кругляк дорожает, а обапол приходит в негодность. Я украдкой поглядывал на нее. Она жмурилась, скашивала глаза на меня, но тут же отводила их в сторону, следя за специальной беседой мужа и изображая крайнюю степень заинтересованности. Правда участия в разговоре не принимала. В этой семье женщине вообще не принято было иметь право голоса. Говорили мужчины. Я томился, набухиваясь собственным пивом. Юрий с сослуживцем предпочитали водочку. И она, родимая, не подвела – кончилась в самый разгар разговора.
– Братан, за водкой надо сбегать, – барственно произнес Юрий, – ты самый молодой за столом.
– Оставь его, я схожу, – произнес я – чего-то засиделся, пойду, пройдусь, а то пиво в ушах уже булькает.
– А ты знаешь куда идти?
– Слушай, не в первый раз, наверное.
– Э, нет, Сашок, тут у нас «24 часа» новые открылись. Три квартала надо пройти. Там ЛИВИЗовская водка нормальная, не то, что в ларьке.
– Ладно, найду, – грузно встал я из-за стола.
Юра обернулся к жене и, нимало не сомневаясь, сказал:
– Сходи, лапа, с ним, покажи, где магазин, да, и денежку не забудь. На телевизоре барсетка лежит. Тебе прогуляться перед сном полезно будет.
– Бабки есть, Юрец, – с замиранием в голосе почти простонал я, опрометью вылетая в коридор, пока он не передумал. Она элегантно, не торопясь, проследовала за мной.
На лифте съехали в полном молчании. Я глядел на нее во все глаза, она смотрела куда-то рядом со мной, но взгляды наши не пересекались.
«Наверное, все это мне пригрезилось» – решил я и на душе стало даже как-то спокойнее.
– Что-то вы давно не появлялись у нас – пронзил меня ее голос, словно игла энтомолога несчастного мотылька. Я понял смысл этого «Вы» и мое сердце заколотилось в припадке яростной и глупой радости.
– Ты не жалеешь о том, что было у нас?
– А разве что-то было? Нет, не жалею. А вы?
– Светка, я соскучился по тебе – прошептал я и взял ее под руку.
– Это почему же?
– Так… есть одна маленькая причина.
– Правда? Расскажите, это интересно.
– Для начала нам нужно перейти на «ты» – сказал я, резко развернул ее к себе и поцеловал в губы.
Чтобы не тратить лишнего времени, водку мы купили в ближайшем ларьке, и двинулись в соседний скверик, выбрав самую укромную скамейку в кустах акации. Я посадил ее к себе на колени и все то, что было в последнюю нашу встречу, повторилось с новой силой. В этих сумерках, словно на стометровой глубине она была моим аквалангом. Я дышал ею, как сжатым кислородом. Глоток за глотком, без остановки. Она была моей жизнью. Я мог умереть в тот момент, если бы ее оторвали от меня. В этом не было того, что можно назвать эротикой или взаимоотношениями полов. Это был танец жизни, на краю гибели. Наши языки, как два танцора обвивали друг друга. И один не существовал без другого. Это не было сексом, как ни странно может выглядеть подобное заявление. Как нельзя назвать обедом пожирание корки хлеба умирающим от голода. А я буквально умирал без ее губ.
Несколько раз моя ладонь касалась ее груди, но она отстраняла мою руку, как и в первый раз.
– Разве ты не хочешь меня – спросил я.
– Не знаю, – ответила Света, – но у нас с тобой больше ничего не будет.
– В каком смысле? – захлебывался я.
– В прямом. Кроме этого – она коротко поцеловала меня в ухо – между нами ничего не будет. Ты понял?
– Как ты захочешь, – ответил я, и мы вновь нырнули в пучину.
Она очнулась первой.
– А сколько времени?
– Не знаю.
– Нам срочно пора возвращаться. Юрочка убьет меня.