Дело Варнавинского маньяка

— Так точно, — согласился Галактион Романович. — Но продолжаю. Алексей Николаевич обнаружил притон, в одиночку произвел его разведку, разработал план захвата и руководил всей операцией. Мы с Помпеем Ильичом фактически лишь выполняли его команды. Результат вы видели. Кроме того, господин Лыков лично захватил главаря шайки и застрелил одного из негодяев.

— Лишь одного? — удивился князь Солнцев-Засекин. — Почему так мало?

— Алексей Николаевич не любит лишней крови, — пояснил капитан Готовцев. — Он предлагал не трогать рядовых гайменников, а только пугануть их и дать уйти в лес. Но мы с Галактионом решили не мелочиться.

— И правильно поступили! — авторитетно заявил Верховский. — Злодеи за чужие жизни ответ держали! Вон сколько при них всего нашли, и со следами крови есть…

Лыков не стал ввязываться в спор крепко выпивших людей, а попросил Бекорюкова о коротком разговоре. Штабс-ротмистр, дружески полуобняв сыщика, прошел с ним в кабинет:

— Знали бы вы, Алексей Николаевич, как я вам признателен. Тучи уже сошлись над моей головой. Из Костромы выехал ревизор, советник губернского правления Ниродлюрцов. Снимать меня собрался, немец-перец, колбасная душа. А вы… Вы уже второй раз меня выручаете. Сначала погром предотвратили, потом банду помогли раскассировать. Теперь хоть есть чего предъявить губернии. Мы еще поборемся! Я ваш должник: просите о любой услуге.

— Как раз я к вам с просьбой. Не могли бы вы распорядиться, чтобы инспектор училища дал мне для изучения сочинения выпускников? За последние десять лет.

— А для чего? — мгновенно протрезвел Бекорюков. — След взяли? После Челдона — всему поверю!

И подмигнул Лыкову.

— Кажется, я нашел записку, которой моего управляющего выманили к оврагу.

— Дайте ее! — протянул руку исправник.

— Нет! — отрезал Лыков. — Я сам. Вы же видите: лавров я не жалею. Все ваши будут… А искать оставьте мне.

— Хорошо, — легко согласился штабс-ротмистр. — Я же понимаю, что это вы умеете лучше нас. Сейчас выдам вам, что просите.

Он сел за стол и на служебном бланке быстро написал необходимое распоряжение.

— Вот. Печать я дома не держу, но инспектор Тихомандрицкий знает мой почерк и не откажет. Одна просьба, Алексей Николаевич: держите меня в курсе дела и не подведите, пожалуйста!

— Разумеется. Если я даже обнаружу автора записки, то арестовать его — лишь в вашей власти. Вы уже допросили Челдона?

Бекорюков скривился:

— Крепкий орех! С первых слов стал дерзить и запираться. Я отдал его Щукину и ушел. Уверен: завтра Челдон станет как шелковый. Иван Иваныч умеет убеждать такой сорт людей.

— Но вы сами верите, что маньяк — кто-то из его людей?

— Нет, конечно. Это… непрофессионально. Но проверить надо.

— И я того же мнения. Значит, разгром гайменников не решает главной нашей задачи. Что вы намерены делать?

— Галактиоша! Алексей Николаевич! — В кабинет просунулась огромная фигура капитана. — Кончайте ваши секреты — водка стынет! Пора уже, как выражается мой денщик Митрич, хватить чебурашку!

— Сейчас, Помпейчик, мы уже заканчиваем. Иди пока, налей нам по полной.

Готовцев, бурча что-то под нос, удалился.

— Щукин проведет в среду очередной базарный день и уедет на облаву. Его идея — что маньяк беглый уголовный или дезертир, скрывающийся среди староверов.

— Да, Иван Иванович высказывал мне эту мысль. Весьма правдоподобно.

— Он что-то почуял своим звериным нюхом. Хочет объехать две волости, самые склонные к укрывательству, — Уренскую и Черновскую. Не желаете сопроводить его?

— С удовольствием. В четверг?

— Да. Но поездка займет не один день, а вы как-никак в отпуску. Надо бы с семейством отдыхать. Не передумаете?

— Поймаем эту тварь, тогда и отдохну.

— Хорошо. Ну, пойдемте, пригубим, а то гости огорчаются… Эй, дружки, нагревай брюшки!

В девять часов утра Лыков, одевши для солидности вицмундир со старшими орденами, явился в полицейское управление. Ни Бекорюкова, ни пристава Поливанова еще не было, хотя присутственные часы уже начались. На месте оказался лишь помощник исправника губернский секретарь Тамазин, личность совершенно бесцветная. Сыщик предъявил ему письмо Галактиона Романовича, адресованное инспектору мужского училища Тихомандрицкому. Губернский секретарь дважды перечитал бумагу, ковыряя при этом в носу, потом вздохнул и взялся за фуражку. Через четверть часа они поднялись на второй этаж училищного здания и постучались в служебную квартиру инспектора.

Несмотря на позднее утро, Тихомандрицкий сидел в халате и пил чай. Он был недоволен появлением визитеров.

— Вот, приказано передать, — лаконично пояснил помощник исправника. Вручил записку и был таков.

— Это еще что? — брезгливо пробурчал Тихомандрицкий. — Не могли обождать?

— А неизвестно, сколько ждать, — пожал плечами Лыков. — Присутствие давно идет, а вы, оказывается, чаю еще не попили…

Инспектор побагровел и произнес свистящим шепотом:

— А вы, миластидарь, кто таков будете, чтобы я выслушивал ваши дерзости?

— Коллежский асессор Лыков Алексей Николаевич.

— И что вам здесь угодно делать?

— Там все написано.

Тихомандрицкий прочитал записку исправника и побагровел еще больше: