Дело Варнавинского маньяка

Пролетка между тем вышла на Вятский тракт. Впереди на нескольких телегах ехали солдаты с винтовками в сопровождении верхового офицера. Ванька дернул Проживного за рукав:

— Куда это солтаны катят? Не нравится мне это!

— Нам-то какое дело! Не фараоны же…

— Ох, не к добру оно. Давай темноты обождем! Во, глянь, еще валят!

Их обогнали две коляски, набитые какими-то людьми, одной из них правил Щукин. Увидев надзирателя, «иван» толкнул возницу в спину:

— Эй, борода! Можно тут полем подобраться?

— Можно, — ответил он, оборачиваясь. — Токмо быстро, покуда не стемнело.

— Сворачивай!

Пролетка сошла с тракта и запрыгала прямо по ржи. Вдали показались постройки Нефедьевской дачи.

— А че там огонь не горит? — опять заскулил Перекрестов. — Не могли такой дом бросить. Может, там засада нас дожидается?

— Уймись, дурак, — рассердился «иван». — Какая еще засада! Ставни закрыли. Они так завсегда делают.

Почти в полной темноте возница довез их до оврага и остановился.

— Дальше пехом, — сказал он вполголоса. — Я тута буду стоять. Время не тяните.

Три человека сошли на землю. Перекрестов пошарил на дне повозки и вытянул «Каролину Ивановну» — двухфунтовую гирю на ремне. Форосков достал револьвер и взвел курок.

— Пошли, — буркнул Проживной и первым спустился в овраг.

В полной темноте налетчики крались к дому со стороны поля. Внезапно слева, там, где к имению подходила дорога, разгорелась яростная перестрелка. Словно чадящие свечи, в ночи замигали огоньки вспышек.

— Что такое? — опешил Ванька. — Я знал, что нечисто! Тикаем!

В ту же секунду Форосков приставил дуло револьвера к левому боку Проживного и нажал на спуск. Даже не охнув, тот распластался на земле.

— А-а! Я знал! — успел крикнуть Ванька еще раз, швырнул под ноги гирю и пытался убежать. Пущенная с трех шагов пуля раздробила ему череп.

— Держитесь, Алексей Николаич, я уже иду… — прошептал Петр и, не разбирая дороги, бросился к дому.

Лыков лежал без движения уже больше часа. Стало совсем темно. Хорошо барону — он видит в темноте, как кошка; а простой человек мучается… Первый шум донесся со стороны дороги: всхрапнула лошадь. Чуть позже что-то возникло во ржи. Неужели «оборотни» разделились? Плохо дело… Ему с позиции уходить нельзя, кто же тогда прикроет дом со стороны поля?

Вдруг на дороге разгорелась частая стрельба. Садили из револьверов, и довольно густо. Почему так далеко? Барон должен был сидеть в кусту подле крыльца и ждать атаки. Неужели пошел на вылазку, отчаянная голова? Тут же бухнуло в поле: первый раз глухо, а второй весьма даже отчетливо. Там-то кто воюет? Лыкову очень хотелось сбегать туда и разобраться, но он сдержался.

И в этот момент появился Щукин. Черная фигура бесшумно и быстро шла вдоль дома прямо на Алексея. Неожиданно она замерла: опытный человек почуял засаду. Медлить дальше было опасно, и сыщик открыл огонь. Взмахнув руками, фигура опрокинулась навзничь. Не желая рисковать, Алексей встал и с расстояния пустил еще один заряд в голову. И лишь после этого подошел, отбросил ногой выпавший револьвер и стянул с лица лежащего башлык. Щукин смотрел на него с ненавистью и хрипел…

— Что, Ванька, обмишурился? Подыхай теперь.

Надзиратель забулькал горлом и попытался шевельнуться, но у него не получилось. От угла раздались торопливые шаги. Лыков вскинул «ремингтон», но из темноты послышалось:

— Алексей Николаевич, где вы? Это я, Форосков!

— Петр! Ты как тут оказался?

— Привезли Нефедьевку грабить.

— Кто?

— Кто привез, уж в картишки с чертями перебрасывается. А вы тут с кем бились? Это кто лежит?

Форосков наклонился над телом:

— Ба! Иван Иваныч! Какая встреча! Не надо и беса, коли ты здеся. Никак, отлетаешь? Пора, пора…

На дороге раздался одиночный выстрел, и Лыков с Форосковым, не сговариваясь, бросились туда. Возле ворот они увидели следующую картину. У коновязи стояли две коляски, запряженные парой в дышло. Вокруг них в различных позах валялись четыре тела. Барон Таубе стоял в сторонке и курил, пряча папироску в кулаке:

— Алексей, кто это с тобой?

— Петр Форосков. Прибежал-таки на подмогу!

— Здравствуйте, Петр Зосимович! Давненько не виделись. Это вы в поле схватились?

— Да, Виктор Рейнгольдович. Добрый вечер. А что, уже можно закуривать?

— Полагаю, что враги закончились. Как там ваши успехи?

— Двое уголовных за забором, — доложил Петр.

— И Щукин позади дома, — добавил Алексей.

— Ну а у меня — вот…

Барон картинно простер руку, словно садовник, хвастающий богатым урожаем.

— Посмотрим, кто тут, — прошелся вдоль тел коллежский асессор. — Готовцев… Поливанов… и Верховский с Челищевым.

— Кого не хватает?

— Из основных — судебного следователя Серженко и самого Бекорюкова.

— Кто-то один ушел верхами, когда началась пальба. Еще один лежит у ворот.

Лыков подошел к пятому телу, наклонился:

— А это Лев Мартыныч. Серженко. Конец рыжему. А не будь «оборотнем»!

— Остался только главарь?

— Из коренных — да. Он, видимо, и ускакал. Как понял, что дело плохо… Ну, ты велик, баронище! Пятерых настрогал, пока я с одним возился!