В обрушившейся на несколько секунд тишине Робби услышал плач Алисы за стеной. Он тоже слышит, думал Робби. Заметив на себе взгляд друга, Тема охотно поднялся и быстро ушел, ничего не сказав. Тетя Женя с каменным лицом удалилась за сыном, побоявшись что-либо добавлять. Робби стоял под люстрой, свет которой бросал на его лицо резкие тени. Когда дверь захлопнулась, мать села, подперев рукой голову. На долгое время все трое замолчали. Отец смотрел в пустоту, Робби сидел с прямой спиной, обездвиженный болью предательства и обидой. Ему казалось, что никакое наказание не способно теперь напугать его. Через несколько минут мать выпрямилась. Снова ледяная, снова безупречная.
– Ты будешь наказан. И наказан строго. Я схожу к классному руководителю, возьму задания на два месяца вперед. Будешь под домашним арестом. Даже не пытайся возмущаться. Ты не имеешь на это право.
Робби слушал ее, тупо глядя перед собой. Отец сидел рядом с таким же лицом. Разница была в том, что Робби был парализован избытком чувств, в то время как отец опустился ниже мысли. Мать поднялась и, глядя на Робби, сухо произнесла:
– Разговор окончен.
– Да, мама.
Все разошлись по своим комнатам. Никто не выходил до самого утра. Тишина победила каждого.
Робби закрыли дома на два дня, пока мать хлопотала над справками в школу. Она работала медсестрой лет 15, и все в семье знали, что она ненавидит свою работу. А Робби ненавидел ее.
Через два дня дверь его комнаты отворилась снаружи, и вот оно, чудо божьей воли, – перед ним стояла она. Безупречно зачесанная, с высоко поднятой головой.
– Роберт. – Она осталась стоять возле двери, скрестив руки в замок. – Не спишь? Отлично. Что ж, собирайся. Поедешь к моей сестре. Мы с твоим отцом долго думали, как быть, и видимо, это единственный вариант. Ты… – она замолчала, сдерживая в голосе дрожь, которая ее раздражала. – Ты натворил проблем из пустоты, и теперь нам придется их решать. Мне звонили из школы. – Робби невольно опустил глаза, сжав одной рукой простынь. – Потребовали объяснений. Это элитная гимназия, мы отдаем все деньги на твою учебу, а ты… завтра, – голос матери стал резче, – ты поедешь, и точка. До Нового года побудешь у нее. У Анны… хорошо, спокойно. В мире нет места лучше для таких невротиков, как ты. Промыслы дьявола…
– В смысле? – испуганным голосом спросил Робби.
Мать медленно подошла к его кровати, вплотную наклонилась к сыну и сказала:
– Узнаешь, каково это, быть одному. Ни одной души вокруг тебя. Будешь сидеть в комнате и готовиться к экзаменам день и ночь. Тут у тебя больше нет друзей. Алиса и в жизнь к тебе больше не приблизится, а этот твой дружок избалованный… Думаешь, он твой друг? – Она говорила тихо и грубо, не скрывая явную неприязнь к сыну. Робби не поднимал лица. Он не вынес бы даже секунды такого близкого контакта. Ее теплое дыхание касалось его щеки, и Робби каждую секунду времени боролся с желанием толкнуть ее до самой двери, лишь бы закончить это.
Она выпрямилась.
– Собирай вещи, завтра утром поедешь. Отец тебя отвезет.
Она была уже почти у двери, когда обернулась и, строго глядя на изувеченное лицо сына, произнесла:
– Я разочарована в тебе, Роберт. Одна только надежда на милосердие Господа. Только он сможет вернуть тебе разум.
Она перекрестилась и ушла. Робби провел остаток дня в кровати.
8
Нюта
Робби держал в руках большую поношенную сумку и смотрел на проезжающие мимо машины. Он стоял возле машины в ожидании отца, который никогда никуда не спешил. Утро выдалось пасмурным и ветреным. В такую погоду единственное, чего хочется, – так это сидеть дома или ехать в какой-нибудь чистенькой электричке и наблюдать за мелькающими картинками. Но жизнь любит лишать людей приятных возможностей насладиться моментом и делает все так, чтобы человеческое существование больше напоминало галеру, чем мерцающее божьим светом естество.
Через несколько минут вышел отец; он открыл машину и прежде, чем сесть за руль, выкурил сигарету. Робби наблюдал за ним с заднего сиденья и с сожалением думал о том, что он навсегда его сын, его дитя. Но Робби не скрывал, что был очень рад тому, что в неведомую глушь его повезет безразличный угрюмый отец, а не мать, вспоминать об образе которой Робби лишний раз не хотелось.
Почти всю дорогу они молчали. Робби слушал музыку, изредка поглядывая на безвольный профиль отца. Он все пытался разобрать, что чувствует к человеку, подарившего ему жизнь. И угрюмо отвел взгляд в окно, когда понял, что это старая добрая обида, закрепленная отвращением к слабости.