Дело всей России

Застучали, загремели деревянные ложки. Такого вкусного обеда повара не готовили для рядовых и в викториальные дни. Июньский полдень веял в открытые окна сухим, знойным воздухом. У Дурницына трещало за ушами от усердия, с каким он уничтожал все, что было в миске. Повара не успевали подносить корзины с ломтями хлеба. С матросов и солдат катился пот, никто не хотел оказаться в числе отстающих.

Дурницын думал о том, какие диковинные повара в домах у знатных господ: сварят щи так сварят — ложку проглотишь. Не то что в роте. Теперь ясно, почему барский румянец отличен от мужицкого и солдатского. Одно его смущало: полнейшее отсутствие на столе и около не только водки, но даже и пива. Повергало в тайное уныние и то, что Милорадович, напутствуя застольное воинство на приступ щей и каши, полусловом не обмолвился о чарочке... Неужели по забывчивости?

Миски у всех опорожнились. Не отстал от солдат и Милорадович. Не отстали и другие. Каразин радовался.

Милорадович, встав, сказал:

— Молодцы, ребята, вижу ваше усердие! Первое неприятельское укрепление взято штурмом! Браво!

— Рады стараться, ваше превосходительство! — отвечал унтер-офицер Мягков.

Его слова хором повторили матросы и солдаты.

— А если добавить из того же чугуна? — хитро жмурясь, спросил Милорадович. — А что это за солдат, который не помышляет о добавке? Солдату добавок нужен не только для государевой верной службы, но и для собственной нужды. Или не так?

— Так точно, ваше превосходительство! — подтвердил Мягков.

— Тогда плесни-ка еще! — Милорадович протянул порожнюю миску к артельскому чугуну.

Честь налить добавку в миску командующего гвардейским корпусом на этот раз выпала Амосову. Глинка и Сергей Муравьев-Апостол не отставали от генерала.

— А теперь вольная воля каждому, — засмеялся довольный Милорадович. — Если у кого под ремнем есть местечко, то можно и по второму добавку.

И со вторым добавком управились без особых трудностей.

— Ну, ребята, что скажете о первом блюде? — спросил Милорадович, выбирая глазами солдата. Взгляд его остановился на Дурницыне. — Ну, скажи, гвардеец, как ты сейчас себя чувствуешь?

— Чувствую себя, ваше превосходительство, как в домовом отпуску длиной во всю жизнь! И надо б лучше, да нельзя.

— Щи полюбились?

— Полюбились, ваше превосходительство! Вкусно, как на маслянице у тещи!

— И что ты во щах увидел?

Дурницын стушевался перед вопросом, не поняв всей его серьезности.

— Из чего сии щи сварены?

— Щи, ваше превосходительство, натуральные и с мясом! Щи, можно сказать, самые веселые, гвардейские, все в них есть: и морковка, и капустка, и лучок, и разные душистые травки.

— Откуда же в такую раннюю пору взяться капусте?

— Не могу знать, ваше превосходительство! Но на квашенину непохожа! Сдается, что капустка и морковь свежие, возможно, из полуденного края привезенные.

— А как мясо?

— Мясо, ваше превосходительство, отменное — чем больше ешь, тем больше хочется.

Ответы солдата были лучшим одобрением дела, начатого Каразиным.

Повара разносили по столам второе: гречневую кашу с мясом. Каше был оказан такой же восторженный прием, как и щам. Управившись легко и свободно с первой порцией и снова ослабив ремни, солдаты и матросы потянулись за добавком, а добавок отпускался без всяких ограничений.

Каразин, обрадованный всеобщим одобрением его трудов, сожалел лишь о том, что не видит среди обедающих самого графа Аракчеева. Знал Василий Назарьевич — для временщика не имеют значения чьи-либо отзывы. После каши подали кисель, приготовленный также из концентратов. Не помнили гвардейцы и матросы такого истинно царского обеда. Даже в день вступления в Петербург после похода во Францию не было такого угощения.

Генералы Милорадович, Потемкин, Киселев, разделившие вместе с солдатами этот. испытательный обед, хвалили Каразина, обещая ему всяческую поддержку в доведении до конца столь важного государственного дела.

Капитан-лейтенант Николай Бестужев от имени обедающих преподнес Каразину искусно изваянного матросом-умельцем бога морей Нептуна.

Перед тем как завершиться трапезе, довольный Милорадович еще раз блеснул своим солдатским остроумием:

— Ребята, вы не хуже моего знаете, что неприступные вражьи крепости берут не брюхом, а берут их геройским духом, как говорил мой великий наставник Лександра Васильевич Суворов. А я добавлю к его мудрости: ежели нет прочной опоры для брюха, то не в чем держаться геройскому духу! Так ли, ребята?

— Так, ваше превосходительство! — рванули солдаты и матросы.

— Господин статский советник Василий Назарьевич Каразин, как вы сами могли убедиться, помогает нам построить прочную опору для геройского духа! Спасибо сему за труды бескорыстные и столь нужные нашему отечеству. — Милорадович обратился к Каразину и в департаментском стиле заверил его: — Я не премину безотлагательно на труды ваши в пользу государственную обратить всемилостивейшее его императорского величества внимание. Очень сожалею, что за нашим столом мы не видим управляющего военным министерством князя Горчакова-первого.

— Был приглашен лично мною, — разочарованно сказал Каразин.