В трибунал В. Д. Иванова все же не передали, судили судом чести и отчислили из Генштаба, а в дальнейшем он был назначен начальником штаба одной из дальневосточных армий. С началом войны он сразу же обратился к начальнику Генштаба с настойчивой просьбой перевести его для работы на фронт. В зиму 1941/42 года, когда Генштаб и особенно Оперативное управление испытывали очень острую нужду в опытных штабных работниках, я, посоветовавшись с некоторыми членами Политбюро ЦК партии, возвратил его для работы в Генштаб. Все шло нормально, и работал он хорошо. Но однажды, перед тем как ехать к Сталину, я взял Иванова с собой и по прибытии в Кремль сам отправился в кабинет Сталина, а его попросил побыть в комнате телеграфных переговоров Ставки и установить связь с командованием Южного фронта, но никого к аппарату не вызывать до моих указаний. У Сталина я получил, как это и частенько бывало, нагоняй, в данном случае за тяжелое положение на юге и указания немедленно связаться по телеграфу с командующим Южного фронта - генерал-лейтенантом Р. Я. Малиновским, уточнить у него на данный момент фронтовую обстановку и получить ответы на целый ряд вопросов, интересовавших Ставку. Во время моей беседы с Малиновским, при которой тут же присутствовал и В. Д. Иванов, в переговорную вошел Сталин в сопровождении некоторых из членов Политбюро. Послушав мой разговор, Сталин рукой отстранил меня от аппарата и, не говоря о себе, сам повел разговор с Малиновским, и разговор куда более внушительный и доходчивый, чем мой. Малиновский потом делился со мной, что он сразу не мог понять, что к чему, но очень быстро до него дошло, что отчитывает его не Василевский, а сам Сталин.
Закончив свой разговор с Малиновским, Сталин вернулся в кабинет, а я продолжал говорить с Родионом Яковлевичем. Когда я вошел затем к Сталину, он строго спросил меня:
- Это тот самый Иванов, который солгал нам о Штерне? Он опять на своем тепленьком местечке. Выгнать его немедленно!
Я стал упрашивать оставить его в аппарате Оперуправления, так как работы уйма, а квалифицированных работников мало.
Сталин помолчал-помолчал, потом ответил:
- Ну черт с вами, только чтобы здесь я его больше не видел.
Владимир Дмитриевич хорошо работал и помогал мне. В период Сталинградской операции и операций на Верхнем Дону он был со мной на фронте и в период борьбы за Харьков был тяжело ранен и эвакуирован. По излечении он продолжал отлично нести ответственную работу на фронте, в частности, при проведении Дальневосточной кампании в 1945 году в роли заместителя командующего Забайкальского фронта он выполнил ряд сугубо важных заданий. После войны он до самой смерти также отлично работал на весьма важных постах в Вооруженных Силах - первого заместителя начальника Генерального штаба и затем начальника Академии Генерального штаба.
Я привел этот случай с В. Д. Ивановым, чтобы еще раз показать, насколько был нетерпим Сталин к малейшей неаккуратности при исполнении служебных заданий и как трудно было к нему вновь войти в доверие. Резкость и суровость Сталина в таких случаях не знали пределов.
Сталин как Верховный Главнокомандующий в большинстве случаев требовал справедливо, хотя и жестко. Его директивы и приказы указывали командующим фронтов на ошибки и недостатки, учили умелому руководству всевозможными военными действиями. Получали иногда соответствующие указания и мы, представители Ставки. В книге мною приведено немало тому примеров. Приведу еще один. Во-первых, потому, что он сам по себе достаточно любопытен, а во-вторых, он характеризует в определенной степени военное мышление и оперативность И. В. Сталина при принятии решений.
Это было в 1943 году в боях за Днепр. Когда я при очередном телефонном докладе Сталину подчеркнул, что задержка в быстром осуществлении наших планов на Нижнем Днепре вызывается нехваткой сил, которые мы, выполняя утвержденные и продиктованные Ставкой решения, вынуждены дробить здесь между несколькими направлениями, решая целый ряд задач одновременно, Сталин ответил:
- Если это так, то и не надо наступать сразу всюду. Поставьте Толбухина в оборону, ограбьте его и отдайте все, что можно, Малиновскому, пусть он наступает. Потом, когда основные задачи, стоявшие перед Малиновским, будут решены, поставьте его в оборону, ограбьте его, отдайте максимум возможного Толбухину и толкайте его в наступление. Вот это и будет правильная координация сил двух фронтов.
Я нарочно оставляю без изменения выражения, примененные Верховным, чтобы передать читателю обычный колорит его речи. Он говорил, как правило, точно, скупо и прямо.
Приходилось разное слышать по поводу личного знакомства Сталина с жизнью фронтов. Он действительно, как я уже отмечал, выезжал на Западный и Калининский фронты в августе 1943 года. Поездка на автомашинах протекала два дня и, безусловно, оказала влияние на моральный дух войск.