Дело всей жизни. Книга вторая

Учиться по чужим азбукам нельзя. Нужно прожить всё самому,

прочувствовать каждую эмоцию и создать собственную книгу жизни.

Джейкоб

Расс, вминая добротными ботинками снег в дорожку Центрального парка, с улыбкой задумался, потом хмыкнул:

— Джейк, ты страшный человек… И женщин понимаешь, и богов…

— Так точно, — бросил я слово-триггер и улыбнулся, зная, о чем сейчас вспомнит друг.

— Нику не нужна мамочка. А она, похоже, именно так себя и позиционирует. Это дорога в никуда.

— Почему?

— Потому что он её действительно любит. А своих мамочек нет.

— Считаешь, рецидив — хороший вариант?

— Стабилизатор не Несси, а сам Ник. Значит, их надо разрывать. Несси придётся сыграть по моим правилам…

— Джейкоб Карриган… не помню, говорил ли я тебе, но ты — страшный человек… — повторил, покачав головой, ошеломлённый Рассел. До него только что дошёл масштаб той глобальной работы, которую я провернул. — Ведь с самого начала их истории ты был главным действующим лицом. И никто этого не понял…

Друг замолчал, и я мог поклясться, что он прокрутил в памяти каждую мою фразу. Расс остановился, испытующе посмотрел мне в глаза, требуя больше.

— Никита всегда был слишком близорук, — ответил я на его вопросы. — Всю жизнь искал то, что его вылечит, изучал мозг вдоль и поперёк, искал в нём то, чего в нём, может быть, и нет. Дело всей жизни каждого человека — жить, а не откладывать на потом. Он, наконец, взял это дело в свои руки.

Психология — это серфинг. Я просто заставил каждое воспоминание, каждую ситуацию работать на одну цель — заставить Никиту переписать свой учебник жизни. Учиться по чужим азбукам нельзя. Нужно прожить всё самому, прочувствовать каждую эмоцию и создать собственную книгу жизни. Двадцать лет мой друг наращивал панцирь, становился циником и мнил себя козлом. Почти семь лет я ждал Несси. Она — та, ради кого он стал готов ломаться, терять и меняться.

Человеческая психика уникальна и не познана, как и мозг. Люди самонадеянно постановили, что разгадали четыре процента его загадок. Но разве можно высчитать эти проценты, не зная всех возможностей? Психика — это стихия мозга, его деятельность. С ним нельзя договориться, его нельзя уговорить или убедить. Он как ребёнок — ему нравится всё новое, он любит играть, для него нет границ между реальностью и нереальностью. Дай ему то, что хочет он — и он сотрёт границы. Так и исполняются самые нереальные мечты.

— Когда улетаешь? — друг обнял меня за плечи, и мы двинулись дальше по тропе каменных джунглей Нью-Йорка.

— Рано утром.

— И не останешься на свадьбу? — удивился Расс. — Она же уже через четыре дня.

— Именно поэтому я и улетаю, — усмехнулся…

***

Он перешагнул порог, и мне пришлось задрать голову, чтобы продолжать смотреть в его глаза. Святой Иисус! Как же я соскучилась по этой изменчивой синеве! Смотрела и не могла оторваться, потому что все его эмоции, которые выдавали лишь голос и дрожь мощного тела, раскрашивались палитрой от электрического голубого до иссиня-чёрного — цвета слегка расширенных сейчас зрачков.

Он забирал меня в свою бездну. Снова. И из нее я не захочу выбираться.

Его голос… такой родной, бархатный, глубокий и чуть хрипловатый от вибрирующего в нем волнения, пустил под кожу мурашки.

Мне показалось, Никита стал худее, старше и… спокойнее. Он протянул пальцы, нежно прикоснулся к ошеломленной мне, и забрал меня в свои руки.

Миллион раз представляла нашу встречу, но ни разу не угадала.

— Несси… — положил ладонь мне на затылок, и меня протрясло нервно в предчувствии поцелуя… — Я люблю тебя…

Я зажмурилась на секунду, не в силах понять, сон это или реальность. И если не сон, то почему все так странно? Кажется, даже свет заморгал дома… Или это только для меня реальность щелкала слайдами, не давая шанса прочитать субтитры чувств Никиты ослепшими от счастливых слез глазами.

Но разве мы сейчас не должны целоваться взахлеб, до полусмерти от нехватки воздуха? Разве не должны шептать друг другу какие-то горячие слова, стискивая друг друга в объятиях так, чтобы хрустели ребра?

В груди заметалась паника. Мы встретились… но что-то пошло не так. Диссонанс того, что он… не делал, с тем, как говорил и смотрел, сводил с ума, выбивал опору из-под ног. И надёжнее и безопаснее всего оказалось забраться ему на руки.

***

Если бы я раньше знал, что губами можно сказать гораздо больше, чем словами! Я многое мог сказать ими любимой женщине ниже пояса, но сейчас познавал другую азбуку.

Мы общались. Языком, но без слов. Губами, но без улыбок. Телами, но без секса. И эта была та самая близость, что готовила к другой.

Потому что наш первый раз после всего будет особенным.