Дело всей жизни. Книга вторая

— И? — напомнил Максу. — Опасные развлечения — сколько угодно, могу пристроить ее в действующую часть американской армии — хватит ей адреналина. Наоми, кстати, бывший боец спецподразделения, так что это не проблема. Но где я возьму ей сложные отношения? Ты ведь не о наших с ней говоришь?

Сложнее наших трудно придумать.

— Нет, — покачал головой Макс.

Он сегодня просто в ударе, от которого скоро удар хватит меня. Я не понимал, что с ним происходит. Хотелось схватить за грудки и припечатать к стене. Я, твою мать, ему психику девчонки доверил! У меня внутри все кровью обливается от мысли, что она испытала и что чувствует сейчас! Я жрать, спать, пить, работать и думать больше ни о чем не могу! У меня внутри словно кусок железа с шипами проворачивается, когда представляю голую и беззащитную Варьку! Если бы с ней не была пара бойцов, экстренно прилетевших на самолете отца вчера, я бы лично караулил ее там! Я на уши поставил конгрессмена США и две службы аэропорта двух, сука, стран, чтобы организовать эту долбанную терапию для Варьки!

Самое малое, что мне хотелось — убить Макса за его рассеянное спокойствие. Черт возьми… Я даже Джейкобу не смог легко и просто доверить мою Несси, упился в сопли, считая каждую минуту из двух часов, пока самбо вершил свои сраные манипуляции с комплексом моей девочки, а сейчас состояние — хуже не придумаешь! Я привык контролировать то, что делаю, но я ни черта не контролировал ничего сейчас. И чертов самбо как сквозь землю провалился! Прилечу в Нью-Йорк и вытащу его из гребанных джунглей собственноручно! Всегда, когда так нужен, он словно намеренно растворяется в нигде!

Не помнил, когда еще меня так трясло от страха, что совершил непоправимое. А этот русский гений молча таращился куда-то сквозь время и пространство и молчал!

— Твою мать! — взревел я и вскочил. — Ты мне объяснишь хоть что-нибудь?! — орал, уже не в силах сопротивляться тревоге. — Какие, к чертям, сложные отношения?!

Взглядом зацепился за джинсы и готов был нырнуть в них и мчаться на заброшенную фабрику за Варькой, и пропади оно все пропадом!

Но Макс спокойно поднял на меня глаза и ровным голосом выдал:

— Со мной… Отношения со мной… Черт возьми, Ник… я — то, что ей нужно…

Глава 17. Изгибы психики человеческой

Самая величайшая неправда человеческого мира,

что о любви не нужно говорить. Это просто необходимо!

США, Нью-Йорк

Синий переплет я открыла только вечером. Пошёл дождь, мелкий, нудный — по-настоящему осенний. Задуло прохладой с океана. Я устроилась в спальне на окне — оно выходило на Парк Вашингтон-сквер, раскинувшийся перед браунстоуном. Широкий подоконник с мягким лежаком и подушкой-валиком под спину был только в этой спальне. И в ней же я нашла сухую розу. Она застыла и слегка почернела, было страшно к ней притронуться — боялась, что рассыплется. Догадалась, что цветок оставил тут Никита, и потому сердце трепетало каждый раз, когда взгляд падал на прикроватный столик.

О чем он думал, когда оставлял здесь розу? Откуда знал, что выберу эту комнату для себя?

Как же хорошо он меня знал…

Вздохнула и перевернула страницу.

Строчки для понимания давались легко, я пропускала формулы, но мельком скользила взглядом по рецептам, внимательно вчитываясь в выводы и теоретическую часть исследований. Уже на третьей странице отложила толстый гримуар и бросилась наверх в лабораторию за чистым блокнотом. Нарвала полоски бумаги на закладки и начала выписывать кое-какие интересные и важные детали. Чем дальше углублялась, тем меньше пропускала и даже вернулась к началу, чтобы развязать узелки молекул в схемах химических соединений, сопоставляла с привнесёнными в них изменениями описание результатов. Я увидела красной линией направление всех этих изысканий: угнетение определённого состояния — похоти.

Нигде не рассматривались ароматы отдельно от реакции на него мозга, и это было самым удивительным, совершенно новый и волнующий взгляд на решение проблемы. Уникальные эксперименты, описанные в этом бесценном томе, подтверждали слова Теренса — в моих руках неслыханное богатство… если бы я решила воспользоваться этой коммерческой тайной.

А я и решила.

Скоро на листе в блокноте нарисовалось дерево: ствол — основное направление, ветки — побочные линии исследований, которые заинтересовали команду Никиты. Все они носили медицинский характер, и если не приводили к запланированному результату — обрубались, оставаясь сучьями. Я разрисовывала дерево маленькими ветками: порой они росли из ствола, порой — на тех самых сучьях. Эти веточки были моими собственными линиями, но уже не носили лечебных функций. Я буквально слышала новые ароматы, закрывала глаза, запрокидывала голову и рисовала перед мысленным взором ноты нового парфюма. От них разболелась голова.

Я ткнулась лбом в холодное стекло и посидела так, с закрытыми глазами, дыхательной гимнастикой цигун снимая эту боль — травить ребенка таблетками не хотела.