Дело земли

— Ее убила не я, — девушка опустила голову. — Мне незачем. Ни одна смертная женщина мне не соперница. Моя вина — лишь в том, что я появилась слишком поздно, и мой раб успел совершить непоправимое.

— Он хотел убить и меня?

— Да. Ваш друг ранил его, ему нужно было восстановить силы. И… вас не было в покоях Сына Неба. Слух о вашей непобедимости не был развеян.

— Если дело только в этом… — Райко, завозился в коробе, собираясь с силами. — Мне нужно жить!

— Конечно, вы будете, — улыбнулась девушка. — И больше того. Вы станете сильнее, много сильнее. Вы будете непобедимы. Вы сядете, если захотите, на трон, который по праву рождения может принадлежать и вам…

— Нет, — сначала слова о престоле сбили его с толку, потом он понял, о чем речь. — Нет. Я не стану.

— Не станете — и не нужно, — дочь художника улыбнулась. — Императорские курочки несутся исправно; если уж Фудзивара хватает цыплят, чтобы держать их на престоле, пока не оперятся — будет хватать и нам.

Тут Райко заметил: пламя, охватившее повозку и девушку, гаснет. Из золотисто-белого превращается в багряное, затем и вовсе в бледно-синее, и уже не вздымается к небесам, а чуть скользит по шелкам одежд и накидке короба. Карета коснулась колесами земли, и сова уселась на крыше, вертя большой головой во все стороны. Равнина, где текли кровавые реки и тысячелетиями бились яростные воины, осталась далеко вверху: карета нырнула в ущелье. Запахло сыростью, плесенью. Почему этот запах и по ту сторону давит на грудь, зажимает рот? Что дурного в земле? И эти, демоны и кровопийцы, они собираются под землей, но они живут не в ней, а на ней, как мы, как все…

Пламя погасло — теперь только легкий светлый дымок курился, смешиваясь с туманом. Карета остановилась.

— Здесь священное место, и дальше ехать нельзя, — сказала девушка. — Нужно идти.

Слуги вынесли из кареты свою госпожу, затем выбрался Райко — сам, хотя на земле его пошатывало. Босые ноги чуть погрузились во влажную почву, Райко почувствовал, как грязь просачивается между пальцами. Оглядел девушку — к ней грязь будто бы не приставала. Роскошное верхнее платье она оставила еще в карете, и сейчас на ней была только тройная нижняя накидка ослепительно-белого цвета, и хакама — столь же ослепительной чистоты. В этом царстве сумрака она казалась живым отблеском луны. Как луч, она скользила по топкой грязи — и в грязи не оставалось ее следов, и на ней не оставалось пятен.

— Это вход в Страну Корней, — красавица показала на то место, где края ущелья смыкались, подобно женским бедрам — и, продолжая это подобие, в месте их схождения зияла узкая щель, густо оплетенная корнями чахлых кустов, покрывающих стены ущелья. Все кругом было буро и темно — но даже в сравнении с окружающим мраком щель зияла непроглядной чернотой. Так густа была эта чернота, что корни, над входом свисающие, в сравнении с ней почти белыми казались, хотя были положенного корням древесного цвета.

— Следуйте за мной, — сказала девица, шагая вперед.

Райко против воли сделал два шага — земля дважды чавкнула под ногами. И это мокрое чавканье заставило его остановиться.

— Зачем мне идти туда? Я не хочу служить твоей госпоже и не стану ей служить.

— Вам больше некуда уйти, — улыбнулась девушка.

Райко, запрокинув голову, оглядел стены ущелья — не отвесные даже, а сходящиеся кверху. Выхода не было. Он нашел паутинку, растущую из живота, коснулся ее — не собиралась она, вопреки опасениям Полководца Пяти Дорог, делаться крепче и уносить его отсюда.

Слуги по знаку девушки начали приближаться к нему — их маленькие ноги ступали с тем же мерзким чавканьем. Райко знал, что сил на сопротивление не будет — что ж, лучше пойти, чем поволокут брюхом по грязи.

Да что ж тут нужно сделать, чтобы выбраться? Может, разорвать окончательно паутинку — и тогда, умерев совсем, он вновь предстанет перед судьей?

Он подергал — паутинка вытягивалась, словно шелковинка сматывалась с кокона — но не рвалась. Цутигумо подошли уже вплотную.

— Пойду сам, так и быть, — сказал он, стряхнув их лапы — и побрел вслед за красавицей.

* * *

Сэймэй появился в доме, когда уже начали зажигать огни.

— Где господин?

— Там, в дальних комнатах, — Цуна поклонился до земли. — Он без сознания с самого утра, и…

— Я имею в виду — господин Тада-Мандзю, — уточнил Сэймэй.

— А, — мальчик снова поклонился. — Изволили, сильно осердясь, ускакать со своими телохранителями. Приказали седлать коня — и…

— Плохо, — сказал Сэймэй. — Что ж, проведите меня к младшему.

Господин Тада-Мандзю отбыл к войскам. Эта вода уже пролита и впиталась в землю, обратно не соберешь. Осталось спасать младшего. Из трех дел это должно было быть самым безнадежным, забрать добычу у хозяйки подземного мира — это вам не остановить зарвавшегося вельможу, но только тут Сэймэй всерьез на что-то рассчитывал.

— Рассказывайте, — бросил он, шагая вслед за самураем во внутренние комнаты.