Дело земли

…А потом была встреча с отцом и новое расставание. Райко отправился с полутысячей людей в Нанива. На половине дороги ему пришлось взять в седло Садамицу и привязаться к нему поясом, чтобы не свалиться с коня. Нужно было спешить. Неизвестно как, неизвестно чем, но Райко чувствовал, что повелительница цутигумо доживает последние часы — а когда она отойдет, подвластные ей полудемоны разбегутся, обретя свободу. И тогда на то, чтобы справиться с ними, уйдет куда больше времени и крови. Да и скольким людям успеют они навредить… страшно подумать. Воистину, вражеская армия с полководцем — опасна, вражеская армия без полководца — опасна вдвойне.

Окрестности Нанива вымершими казались, когда Райко подъехал к ним на рассвете следующего дня. Люди сидели в домах и дрожали, друг другу ужасные рассказы о буйстве ночных призраков передавая. Никто не взялся проводить Райко к священной пещере, служившей некогда храмом богини Идзанами. Верней сказать, никто не взялся по доброй воле. Потому что уговаривать у Райко не было сил. А убедить местных жителей, что начальник столичной городской стражи при исполнении (то есть бывший начальник столичной городской стражи при исполнении, добытом посредством заговора и угрозы мятежа, ну что значат такие мелочи) страшнее любого демона, оказалось куда как просто.

Правда, и после угроз проводник согласился показать восточным воителям только вход в долину. А дальше — «можете мне рубить голову прямо здесь, не пойду». Райко бросил поселянину обещанную награду — накидку-хитатарэ. Тот подхватил обнову и ринулся прочь так, что рваные штаны захлопали на ветру. А Райко, спустившись в долину, понял, что проводник ему больше не нужен. Он уже видел это место — под красным небом Страны Мертвых.

Под синим небом живых оно выглядело ненамного веселее. Спускаясь в долину, всадники хорохорились, подбадривали и поддразнивали друг друга, грубо шутили насчет очевидного сходства лощины и тайных женских мест — но чем ближе отряд подходил к узкой щели в скале, тем тише делались шуточки. Даже эхо здесь примолкло.

— Здесь нет силы, — громко сказал Райко. — Она была, но теперь ее нет. Теперь нет. Здесь все еще могут убить, но не больше.

Никто из его спутников не осмелился спросить молодого господина, откуда он знает об этом.

— Лучше бы вам туда не ходить, господин, — сказал Цуна.

— Напротив. Именно мне туда и нужно, — отозвался Райко. — И всем прочим тоже. Потому что если мы не покончим с этим делом сейчас, оно найдет нас само… и очень быстро.

Единственно, на что его уговорили Садамицу и Кинтоки — это не идти первым. Даже не уговорили — а Кинтоки просто спешился, кинулся к проходу и закупорил его собой.

Пока наготовили факелов, день перевалил за полдень. Ничего страшного не происходило уже несколько часов — и воины почувствовали себя свободнее. Райко выставил посты до самого входа в долину. Никто чужой не должен был войти, пока дело не будет кончено.

И выйти.

Какие-то «демоны» могли разбежаться раньше. Тут уж ничего не поделаешь. Но большинство — здесь. Райко знал это так же твердо, как собственное имя.

Наконец, тридцать отобранных Райко воинов, вооружившись короткими мечами (куда с длинными в такой узкой расщелине?) и факелами, по одному вошли в пещеру за своим господином. Факела трещали и чадили в сыром воздухе, воняли прогорклым жиром — но это был правильный, живой запах.

Все было как в давешнем сне — и земля, и корни, и тяжелый плотный воздух. А вот неотвратимости не было. Давящая воля ушла. Это, наверное, потому, подумал Райко, что богини больше нет. Ни в том мире, ни в этом. Вернее, она больше не богиня, а кто-то еще. Ее пожалели — и она смогла переродиться. Всего-то…

Но когда он увидел первых ее слуг — коленопреклоненных, лицами вниз, словно нарочно для меча — он понял, что жалости не хватит на всех. Огненное сердце Будды, раскрывшееся в нем, жило один только миг. Наверное, человек и не может вмещать его дольше. Но что делать с этими?

Это не разбойники — тех можно помиловать и позаботиться о том, чтобы они вернулись к мирной жизни. А эти… Райко помнил, скольких трудов и жертв стоило исцеление матери Сэймэя. И ведь она хотела исцелиться, да и демоном стала не по доброй воле. А тут — ну кому такое под силу? Оставь же их так — будут пить кровь, не удержатся.

— О, боги! — Садамицу отшатнулся. — Я уж думал, сейчас кинутся.

— Их удерживает чья-то воля, — сказал Урабэ. — Давайте сделаем дело как можно быстрее.

— Ты пришел, Минамото-но Райко, — раздался из темноты женский голос. Тихий, почти шепот, он, тем не менее, заполнил собой пещеру, словно прилив.

Она была там, в темноте — белая, как бумажная куколка заклинателя, оживленная призванным духом-сикигами. Только она больше никому не служила. Она сидела, сложив руки в широких рукавах темного многослойного платья, длинные волосы сливались с шелком одежд, и трогательными казались подрезанные прядки у щек. Лицо с высоко нарисованными бровями — как бумажная маска, что вот-вот прорвется, обнажая истинную суть, выпуская на волю краснорожего демона с рогами…