Дело Зорге

— Действительно неприятный случай, — прервал Богнера посол, которому показались слишком длинными объяснения атташе по связям с полицией, — и очень некстати, что как раз сегодня отсутствует капитан. Перехваченная радиограмма содержит координаты корабля, точнее, в ней обозначена точка в южной части Тихого океана… точка в открытом море…

Он сделал паузу, чтобы дать возможность всем осознать сказанное.

Но до атташе по вопросам культуры Хефтера смысл сообщения посла не дошел. Волны южной части Тихого океана не входили в сферу деятельности атташе. Поэтому ему захотелось узнать, почему эта точка в таком сыром месте вызвала тревогу посла.

Все подавленно молчали. И только посол сердито произнес:

— Я позволю себе надеяться, что все присутствующие поймут, что же сейчас является самым важным. Я имею в виду военные действия, которые мы ведем. Честь и хвала вашей музыкальной неделе, мой дорогой… Однако, откровенно говоря, мне сейчас гораздо ближе к сердцу наши блокадопрорыватели. «Марианне» удалось дойти по крайней мере сюда. Но «Аахен» еще в пути. Все теперь зависит от того, встретит он в море танкер или нет. В противном случае судно останется вместе со своим ценным грузом посреди океана. И произойдет несчастье, если точка встречи окажется известной противнику! А это точка… в южной части Тихого океана. Я полагаю, дорогой Хефтер, что теперь даже вы поймете, почему нас очень встревожило сообщение полковника Одзаки о тайном радиопередатчике. И этот передатчик посылает неизвестно куда и кому донесение, в котором говорится о точке в южной части Тихого океана.

Атташе покраснел, словно школьник, от нотации, прочитанной послом.

— Прошу прощения… Я не знал обо всех этих вещах. Но его оправданий никто не слушал. Речь шла о весьма важном вопросе: можно ли как-нибудь установить, где должен встретиться блокадопрорыватель с танкером?

— Без «капитана Каррамбы» мы едва ли что-нибудь узнаем, — сказал полковник Фихт, пожимая плечами. — Он единственный, кто это знает… он связывался с «Аахеном» по радио и согласовывал все дело с японским военно-морским командованием.

— А нельзя ли как-нибудь связаться с Натузиусом?.. Он же отправился не на тот свет!

— Для нас он на том свете, — отрезал Богнер.

— Во-первых, капитан на японском крейсере где-то в открытом море, а во-вторых, мы же не можем радировать ему открытым текстом: это прочтет полмира.

— Разве дело так горит? — поинтересовался Хефтер. — Когда он возвращается?

На наивный вопрос атташе, только что севшего в лужу, никто не обратил внимания. Посол бессильно развел руками.

— Прежде всего никто из нас не может сказать, когда должна состояться встреча.

— В перехваченной радиограмме, — разъяснил Богнер, — говорится только о точке. Время рандеву не указано. Возможно, дата была передана позднее… К сожалению, вторую радиограмму перехватить наши друзья не смогли.

Посол решил предостеречь от поспешных выводов.

— Прошу вас, господа… Мы говорим сейчас только о вероятности того, что в радиограмме шла речь об «Аахене». Это еще вовсе не доказано… В конце концов, Тихий океан не пруд, там могут встречаться и другие.

— Но максимум осторожности соблюдать необходимо, — предупредил доктор Зорге. — Все это дело мне кажется очень серьезным, господин посол. Надо что-то делать.

— Надо, надо, дорогой мой, — поддержал посол своего друга, улыбнувшись ему. — Я уже думал… Может быть, самое лучшее — связаться с японским главным военно-морским штабом. И немедленно.

Он повернулся к Равенсбургу.

— Вы хорошо знаете семью барона Номуры. Поезжайте к нему. Захватите с собой радиограмму. Он сразу увидит, касается она «Аахена» или нет…

Равенсбург кивнул. Посол протянул ему листок бумаги с текстом.

— Разумеется, вы поговорите с ним наедине.

— Конечно, господин посол.

— Да-а, — заключил Тратт, — нам остается только надеяться на лучшее.

Присутствующие встали, прощаясь с послом жестом, который был лишь слабым подобием «германского приветствия». В жаркое время года, когда у всех были влажные ладони, взмах правой рукой был очень гигиеничным приветствием. Его даже рекомендовали врачи. Только Богнер, придавая большое значение этому жесту, вытягивал руку на всю длину и поднимал ее, как полагалось.

— Дело с передатчиком, — заметил Зорге, идя с группой сотрудников посольства через сад, — мне очень не нравится. И как это японцы не могут покончить с ним?.. — покачал он головой.

Атташе по вопросам культуры отнесся к известию проще.

— А кто знает, может быть, это радиолюбители. Среди них есть совершенно безобидные люди, которые стучат просто так, для удовольствия.

— Владение и пользование частными передатчиками, — разъяснил ему полковник Фихт, — по японским законам категорически воспрещается.

— Именно поэтому… — невозмутимо возразил атташе.

— Что вы имеете в виду? — спросил его Фихт, повысив голос. — Что значит «именно поэтому»?

— Именно потому, что запрещено, это и доставляет людям удовольствие.

Но это объяснение не нашло поддержки.

— Такое удовольствие, мой молодой друг, — строго заметил майор Клатт, — может слишком дорого обойтись любителю.