Деловые игры

Но я не тешил себя скорыми иллюзиями. Ни один мускул на моем лице не подал признаков движения, когда нетипичный дедок из приемной комиссии доверительно взял меня под руку и отвел в в сторонку.

— Я ценю ваше упорство, Недопекин, — сквзал он. — Но поймите: у вас ничего общего с нашим профилем. Да и знания у вас, извините за то, что вынужден повторяться, приблизительны… Хотите, я вас устрою в полиграфический? У меня там знакомый доцент. Будете мастером типографии или даже главным инженером. Все новости из газет первым узнавать будете…

Я не сказал приемной комиссии: «Прощайте!» Я внес предложение: «До следующих встреч!» Разумеется, мысленно. И с достоинством внутренним и внешним удалился писать свои контрольные, свои лучшие ответы на сверкающем льду дворца спорта под руководством популярного тренера Полупетрова.

И вот наконец с пятой попытки я вошел в этот вуз, на этот факультет уже не вылитым Чебурашкой — очки колесами, уши лопухами. Я возмужал так, что стал засматриваться на симпатичных одиночниц из нашей секции. Папа, мама, бабушка и особенно тетя Феня в один голос заявили, что я вылитый Дон Жуан и мне пора подружиться с хорошей девушкой. А главное — я стал яркой страницей в биографии популярного тренера Полупетрова. Обо мне в полный голос заговорили в спорткомитете, по местному радио два раза передали очерк о том, как я покорил прыжок в два оборота. Так что неудивительно, что одна строгая лицом и одеждой профессорша в приемной комиссии взволнованно прошептала соседу:

— Это не тот ли самый Недопекин случайно?

И только нетипичный дедок артачился и гнул свою линию.

— Извините, но я скорее уйду не заслуженный отдых, чем допущу, чтобы Недопекин попал в наш вуз! — до предынфарктного состояния взволновался он.

Но, повторяю, я уже не был сосулькой, полукомиком на большом льду. Я вращался в «ласточке» две минуты, а однажды на тренировке мне покорился тройной «тулуп». Со мной уже нельзя было не считаться. Популярный тренер Полупетров гордился моими достижениями и хлопотал насчет понравившейся мне модели автомобиля. И нетипичный дедок как миленький подал заявление!

А папа, мама, бабушка и особенно тетя Феня в один голос сказали; да, хотя профиль и не в русле наклонностей нашего мальчика, но он захотел — и он там. Потому что у него — характер.

Да, я сплав стали с молибденом, скажу без ложной саморекламы. Ио я и гуманный. Я, например, не выношу, когда по улицам водят на ремешках в намордниках фокстерьеров. Мне хочется вырвать ремешки и отпустить всех фокстерьеров на волю.

Мне стало жаль нетипичного дедка. Ведь он мог еще послужить обществу своими большими знаниями и громадным опытом. Купив кило мандаринов, я поднялся к нему на четвертый этаж и, ободряюще похлопав по поникшим плечам, сказал:

— Извините, папаша, но дело не должно страдать. Вы думаете, мне обязательно был нужен этот ваш вуз, этот ваш факультет. Нет, выбор пал случайно. Заблуждения зеленой юности. Мне почему-то захотелось, а что это значит, спросите у папы, мамы, бабушки и особенно тети Фени.

Я подошел к окну и поманил нетипичного дедка пальцем.

— Гляньте вниз, папаша, — сказал я. — Там караулят меня четыре представителя высшей школы. Вой тот, в шапке пирожком, из театрального, хотя артист из меня никогда не получится. Но все они хотят гордиться тем, что в их вузе будет учиться бывший Чебурашка, а сейчас большой спортсмен Юра Недопекин, в арсенале которого тройной «тулуп». Впрочем, я хорошо подумаю, куда пойти учиться, кем стать. Так что, папаша, возвращайтесь, а я ухожу. Главное для меня было — доказать…

ПУСТЬ ПИШЕТ ЗАЯВЛЕНИЕ

— Ты вот что, Никифоров, — посуровел шеф, обращаясь к главному. — Ты скажи этому Цыбаркину — пусть пишет заявление! Скажи, что нам бездельники не нужны, постараемся обойтись без них! Так и скажи…

Главный заерзал на стуле, словно его посадили на горячую сковородку, но промолчал. А выйдя из кабинета, хмыкнул, подумав: «Цирк! Ты, значит, Никифоров, суй башку в пасть этому тигру, а он в сторонке…»

— Зайцев, — вызвал главный начальника отдела. — До каких пор мы будем терпеть это пустое место?!

— Это кого — Цыбаркина? — понимающе уточнил начальник отдела.

— Ну не тебя же, — заметил главный. — Пришло время решительных действий, Зайцев. Я берусь потолковать с шефом, а ты скажи этому Цыбаркину — пусть пишет заявление. Довольно разговоров, приступим к практической хирургии во имя оздоровления организма учреждения в целом!

«Поди-ка же, поворот! — задумался после этого разговора начальник отдела. — Кто-то, значит, будет ассистировать за дверью, а ты, Зайцев, орудуй скальпелем. А значит, и за последствия, если что, отдувайся…»

— Моисеенко, — подошел он к руководителю группы. — Тебе не стыдно, что рядом с нами подвизается этот, с позволения сказать, работничек? Мие лично стыдно!

— А что? — насторожился руководитель группы.

— Есть мнение, Моисеенко… — Начальник отдела выразительно посмотрел в потолок. — Чтоб его и духу здесь!.. И мемуарами о нем чтоб не пахло!..

— Как?! — зачастил ресницами руководитель группы.