Дельта чувств

В полдень она обедала, одна или с писарем. Обед весьма непритязателен – чечевица, фасоль белая и зеленая, которую очень любила, приготовленная различными способами, даже просто отварная, очень ей нравилась. За столом она пила обычно вино, сильно разведённое водой, но употребляла вина наивысшего качества. После обеда читала писарю свои воспоминания. Удалившись в свои апартаменты, она надевала халат, проходила в кабинет и ждала Алорка. Там она диктовала, на что уходило много времени, до сумерек. Ей это шло весьма на пользу. Вечер проходил в оживленной беседе. Иногда Тейя Ань Нетери путалась. Но ласково выговаривала Алорку:

– Алорк, вы ошиблись, вы можете сделать ошибочную записать, – парировала она свою ошибку, – я безукоризнена, и вы должны безукоризненно записывать.

Он отвечал:

– Вы знаете, что говорите. Положение событий может измениться, но если вы однажды снова ошибётесь, то окажетесь на моём попечении, вы будете благодарны мне за то, что я помню сегодня.

На долю старухи матери выпало немало испытаний, что окончательно закалило железный её характер. Старуха была достаточно умна, чтобы с сомнением относиться к суетности и непрочности всего произошедшего вокруг её великого сына.

Она говорила о нём:

– Он не обладал политическим тактом. Я разгадала его, и он ещё не успел организоваться, как я уже знала, чего он стоит, и делала при этом вид, что не обращаю на него внимания.

Ань Баал, второй сын, любил мать, и его захват Ань Ти о Кийи, безусловно, скрашивал свершившуюся оторванность его от матери, и старых её политических страстей, и амбиций. Потому и характерна была в этом плане такая её деталь: каждый вечер она заканчивала наигранной фразой «Ах, скажу ли я тебе, сыночек». После чего она прощалась с присутствующими и уходила на покой. Она обязательно подходила к вышитому образу сына на холсте и говорила:

– Ну что ж, мы поступили как влюбленные, мы поссорились! Но влюбленные мирятся, а примирившись, мать любит сына ещё сильнее. Прощай, доброй ночи, помиримся!

Алорк донёс до нас этот эпизод:

– Тейя удалялась с выражением столь явного сожаления, что все бывали этим тронуты. Она не притворялась и показывала себя такой, какой она и была.

Размолвка и убийство сына тяготила её кошмаром. Перед сном она выходила на террасу дома, чтобы подышать освежающим ночным воздухом и полюбоваться видом, открывавшимся от Собора Исиды: неоглядный горизонт и дымчатое очертание малоазийского берега, где начиналась её громкая слава женщины-полководца. Тишина упоительной ночи нарушалась лишь шумом волн, которые разбивались о берег там, внизу, в двухстах шагах от террасы, по которой она прогуливалась.

Глава – 1

«Идите, ешьте хлеб мой и пейте вино, мною растворённое. Оставьте неразумие, и живите». Ублажай Тиннит, и она возлюбит тебя, даст наставление, научит правдивого, и она приумножит знание. Притчи Тин_ниТ.

У медных врат святилища, было лобное место, всё поросшее крепко ствольными деревьями и кустами – оно считалось у мистов священной рощей солнца. Воздух тут полон был приятной душной пряности. Пахучая эта чаща не составляла сплошного массива зарослей, а была переплетением извилистых складок – прогалин, которыми мисты пользовались, как тропинками. В самой глубокой точке лощины находилась поляна святилища. Посреди неё была сооружена четырёхгранная каменная пирамида с высеченными символами плодовитости – маццеба, это конусообразный палец, который являлся фетишистским рудиментом, жезлом, средоточием магической силы. На цоколе пирамиды стояли дары: глиняные сосуды с землёй и зеленовато-белыми ростками. Было тут приношение и более затейливое, сложенное четырёхугольником деревянные доски, с натянутой на них грубой тканью, под холстом выдавалась нескладная, словно бы закутанная человеческая фигура женщины дарительницы. Покрыв, таким образом, контур родительницы и присыпав перегноем, засеяли его пшеницей, которую поливали целительной водой, набранной из родника, а когда она взошла, подстригали, потому фигура лежала на земле зелёным рельефом.

Сюда Тейя привела мужа Гай Мельгарда, который охотно присоединился к Подруге Царицы, разгуливавшей некогда голышом в темнице пещеры Исиды и носившей теперь длинное, ниже колен, платье из тончайшего льна с вышивкой по краю и короткими рукавами. У неё был накрашен зеленью прорезь единственного глаза, который она поднимала к мужу с выражением яснейшего доверия и густые чёрные – гиацинтового отлива – волосы. Уши маленькие и крепкие, как её носик, длинно палые руки, одну из которых она прикладывала к спине мужа, когда они вместе шагали по тропе. Нрава, эта женщина была ласкового, приветливость Тейя была в нём. Но на невысокой этой женщине лежала, и тень робкой грусти, ибо учинённое осознание привело её к ответу: она знала причину той роли, с которой она приехала на лунный остров. А причина крылась в троне.