На просвет невозможно было разглядеть, сколько же жидкости осталось внутри. Я уповала, что на пару перевязок хватит. Положив бутылек на приготовленный кусок чистого полотна, я для начала избавилась от старой повязки, чьи витки плотно обхватывали грудь и бока. Бросив слегка пожелтевшие с внутренней стороны бинты в огонь (пламя тут же стало бледно-зеленым в разлапистую желтую крапинку), я, закусив губу, осторожно пощупала правый бок. Под пальцами ощущалось жесткая ороговевшая корка, рельефом очень напоминающая чешую. Она-то и стягивала мне бок все последние часы, заставляя криво сидеть в седле и причиняя весь прочий дискомфорт. Надо было менять повязки раньше…
– Вот зараза, – пробормотала я, выбирая из ланцетов самый острый. Предстояла не очень приятная операция, не болезненная, но с риском зацепить здоровую кожу.
Ощупав пальцами края рубца, я решительно сжала ланцет в левой руке, сделала глубокий вдох, а потом, не мигая, глядя в огонь, быстро провела лезвием крест-накрест по правому боку. Ороговевший участок кожи сейчас был бесчувственен как полено, но я все равно поморщилась. Отложив ланцет, быстро откупорила бутылек и плеснула его содержимым на приготовленную повязку. Жидкость замерцала на воздухе, переливаясь всеми оттенками красного, а в нос ударил причудливый аромат: смесь уточенных духов с раздавленными грибами. Не став дожидаться, пока запах приобретет новое звучание, а именно – едкое, аммиачное с примесью все того же изысканного парфюма, я приложила тряпицу к боку. Под ладонью тут же стало горячо, раздался шипящий звук, и теперь в воздухе отчетливо завоняло жженной костью.
Буцефал неодобрительно фыркнул и отошел подальше. Я бы и сама куда-нибудь убралась, но от себя же не убежишь. Пришлось сидеть и терпеть и вонь, и причудливые ощущения, возникающие по краям рубца. Особенно невыносимо было справиться с желанием почесаться все правой стороной тела о ближайший ствол. Чтобы не поддаться искушению, я выудила из поясного кошеля четки, прижав примочку правым локтем. Села поудобнее и начала перебирать бусины левой рукой, согласуя с частотой вдохов и выдохов. Где-то на десятом или одиннадцатом по счету цикле зуд исчез, запах горелой кости превратился в легкий запах осенних палых листьев. Скинув четки на запястье, я поспешно убрала примочку от бока. Посмотрела на тряпицу, и, хотя видела результат действия
– Вот ведь, счастье, что эта ящерица только слегка зацепила! – проворчала я, кидая примочку в огонь.
Пламя тут же окрасилось багровым со зловещими черными переливами. А вот запах пошел – арбузный. Да настолько убедительный, что я почти ощутила во рту сочную, сладкую, как греза, мякоть, хрусткую и освежающую, подобно волшебному снегу. Уловив диковинный аромат, мой вороной вопросительно всхрапнул и даже подошел поближе. Я покачала головой и потянулась ко второму пузырьку, приплюснутому и похожему на маленькую тыковку. Вывинтив крышку, я щедро зачерпнула на пальцы густую, золотистого цвета мазь, повыше подняла правую руку над головой и стала осторожно наносить снадобье на место ожога. Сейчас, освободившийся от чешуйчатой корки бок был гораздо чувствительнее, и охлаждающий побочный эффект мази заставил меня всю покрыться гусиной кожей. Закончив с этим, я подтянула оставшийся кусок полотнища и привычными уже движениями обернула вокруг верхней части тела.
Буцефал стоял рядом, наблюдая за моими действиями. К пристальным взглядам коня я уже притерпелась и не испытывала стеснения, даже щеголяя перед ним нагишом.
– Ну, что смотришь? – убирая лезвия и бутыльки в сумку, спросила я. – Одним шрамом больше, и всего-то. Глядишь, через день и мазать не придется… – А еще через пару-тройку дней шкурка слезет еще раз, и на коже останется только еле-еле видимая сеть шрамов, очень похожая на чешуйчатый узор.
Вороной, дождавшись, пока я спрячу драгоценные зелья и ланцеты, требовательно взялся зубами за мою косу. Да не за кончик, а у затылка, так что мне пришлось привстать в весьма неуклюжую позу на полусогнутых ногах.
– Эй! Эй! Совсем ошалел?! – возмутилась я, стараясь не потерять равновесие. – Да пусти ж ты, ирод!
Но конь настойчиво повел головой в сторону второй сумки, волоча за собой и меня. Я перестала ругаться, сообразив, что же от меня требуется. Видимо, на полянке не сыскалось пригодной для Буцефала травы, несмотря на её сочный вид и обилие. Убедившись, что намек понят, конь отпустил мои волосы.
– Обслюнявил, скот ты непарнокопытный, – буркнула я, поводя ладонью по затылку. – Дай хоть тунику надену!