Демаскировка

— Не утруждайте себя, сударь. Я не сомневаюсь, что вы тот, кем себя называете. — Морбонд возвысил голос: — Но прежде чем вы ступите на мою землю, выслушайте, что я скажу. Я владетельная особа, прямой вассал короны, и согласно оммажу, что я принёс покойному королю Витимиру и подтвердил при вступлении на престол его величеству Вратиславу, в пределах моего баната имею право розыска, суда и расправы по любым преступлениям вплоть до homicidium in gradu superiore. — Пар вырывался изо рта с такой силой, будто барон его выплёвывал. — Прошу записать во все протоколы: я пригласил вас по собственной доброй воле, отнюдь не потому, что признаю над собой юрисдикцию вашего ведомства, но лишь для помощи в расследовании совершённого здесь злодеяния, и притом исключительно ввиду его необычных обстоятельств. Надеюсь, вам это понятно, господин коллежский… как вы сказали… адъютор?

Гренцлин с достоинством кивнул. Барон давал представление для своих слуг; пусть они не понимали и половины сказанного, но общий смысл должен был дойти: «его милость показывает, кто тут главный».

— Я не спорю, ваша милость. Вы здесь судья, я — ваш советник и помощник.

— Не желаете ли отдохнуть с дороги? — Голос Морбонда самую малость потеплел.

— Нет, благодарю. Я хотел бы сразу осмотреть место преступления.

— Вам придётся пересесть на мула. Лошадь казённая, полагаю? Они не приучены ходить по нашим горам. — Барон оглянулся на слуг, что безмолвно сидели в сёдлах с низко надвинутыми на лбы шлыками. — Зданко! Отдай мула господину сыщику, а его лошадь отгони на почту. — Он дёрнул повод, заставив свою кобылу посторониться, освобождая дорогу. — Прошу, сударь.

Они ехали гуськом по горной тропе. Оставив внизу затопленное туманом, погружённое в тень ущелье со всеми его сложно ветвящимися распадками, всадники понимались вдоль доломитовой стены. В вышине, там, куда вела тропа, утреннее солнце уже заливало скалы, рассечённые трещинами, изъеденные карровыми бороздами. Их сахарная белизна, оттенённая синевой расщелин и чернотой можжевельника, почти слепила глаза. Мул Гренцлина уверенно карабкался вслед за серой кобылой Морбонда, в нос так и шибал запах ее пота и навоза.

— Господин коллежский… как вас там… адъютор! — неожиданно приветливо заговорил барон. — Вы человек образованный, судя по манере разговора. Где изволили учиться?

— В Винденском схолариуме теосевитов, ваша милость. — Гренцлин чувствовал, что барон готовит какой-то подвох, но твёрдо решил держаться в формальных рамках.

— Прекрасная школа! Я, вы знаете, немолод, но человек просвещённый, широких взглядов. Полагаю, что образование способно пробудить и развить благородство души даже в человеке самого подлого сословия. И вот что меня удивляет в людях вроде вас: неужели вам нравится служить шпиком?

Гренцлина передёрнуло. Он привык к такому отношению со стороны знатных особ, но всё-таки барон застал его врасплох.

— В службе королю нет бесчестия, ваша милость.

— Я не говорю с вами о чести, сударь. Я говорю о ваших чувствах. Подглядывать, подслушивать, читать чужие письма, копаться в грязном белье, якшаться с ворами и убийцами… Запугивать, подстрекать, пытать… Пусть во благо короля и государства, но неужели вам всё это не отвратительно?

— Поверьте, ваша милость, я не занимаюсь ничем из перечисленного.

— Разумеется, теперь уже нет. Теперь это делают для вас другие. — Судя по интонации, барон откровенно наслаждался беседой. — А в начале карьеры?

— Ваша милость, вы несколько предвзяты. Наша служба гораздо скучнее, чем многие воображают себе.

— Скучнее? То есть вся эта мерзость представляется вам потехой? Вы жалеете, что ваша жизнь не так преступна, как вам хотелось бы? Тут уж мне и добавить нечего.

Гренцлин промолчал, позволив барону торжествовать маленькую победу. Ущелье сужалось клином, сглаживалось, сходило на нет по мере подъёма к перевалу. Солнце всё жарче пекло, но воздух становился свежее, холодный встречный ветер усиливался. Синие тени останцов давали прибежище последним островкам весеннего снега. На седловине перевала ветер неистово трепал разноцветные ленты на кривом можжевельнике — приношения безымянному духу места. Барон остановился. Ветер рвал с плеч и полоскал его сине-белый плащ. Гренцлин выехал вперёд, наклоняясь, придерживая шляпу, и встал конь о конь с Морбондом.

— Вот она, Морбондская полонина. — Барон гордым жестом обвёл открывшийся за перевалом ландшафт. Плоское дно обширной карстовой котловины со скалистыми стенами покрывали перемежающиеся пятна грязного снега, жухлой прошлогодней травы и голого известняка. — Сейчас тут никто не живёт, но после Троорловой седмицы пастухи отгоняют сюда скот на всё лето… А это Летняя башня.

— Это в ней нашли тела? — спросил Гренцлин. Нахлобучив двууголку на самые брови от ветра и бьющего в глаза солнца, он смотрел на каменную башню посреди полонины.

Морбонд поморщился, вероятно, вспомнив, что имеет дело с грязным шпиком.

— Едемте. — Он легонько ударил шенкелями кобылу.