Демаскировка

— Арродес бежал. Автокат его преследовал. С Арродесом было двое сообщников. Они шли горными тропами на полонину, возможно, намереваясь двинуться затем во владения великого князя Ильварского… — Гренцлин помедлил и не стал добавлять «через земли вашей милости», но в глазках барона что-то вспыхнуло: он понял невысказанный смысл этой паузы. — Один сообщник по дороге сорвался со скалы. Со вторым Арродес добрался до этой башни. Здесь они почему-то поссорились, началась драка, Арродес смертельно ранил сообщника ножом, но тот столкнул его с лестницы, Арродес ударился головой и свернул шею. А потом пришёл автокат.

Гренцлин показал на цепочку багровых пятнышек на полу.

— Это его следы. Он, очевидно, влез в это окно и прошёл по луже ещё не замёрзшей крови. Дело было ночью, стоял сильный мороз, кровь должна была застыть быстро — стало быть, машина явилась в самом скором времени после схватки. И когда она вышла на лестницу и увидела Арродеса, тот, по всей вероятности, был ещё жив. Возможно, без сознания, парализованный, но живой. С такой травмой он должен был прожить около часа. И это в высшей степени странно, ваша милость.

— Машина не убила его? — предположил барон.

Гренцлин поморщился от неуместного слова.

— По сути да, ваша милость. Автокат был обязан казнить преступника, пусть и лежащего при смерти, но этого не сделал. Лонная втулка с жалом не выдвинута, соответствующей раны на теле нет. Вместо того, чтобы действовать согласно прескрипту, машина легла на преступника, обняла его, а через несколько часов или дней — я пока не могу определить точнее — убила себя. Слила из атанора философский рассол. Насколько я знаю, клапан для слива может быть отворён, лишь когда заклинивает берилловые скрижали в закрытом положении; или же когда люциоактивный жар трансмутации настолько разгорается, что даже полное раскрытие скрижалей неспособно его угасить. В этом случае только слив рассола может предупредить вскипание и взрыв атанора.

Мордонд напряжённо внимал, пытаясь хоть что-то понять.

— Но перед нами не тот случай. — Гренцлин говорил скорее для себя, чем для него. — Перегрев машины оставил бы ожоги на лице покойного, чего мы не наблюдаем. In summa, произошло намеренное самоубийство. Тоже отнюдь не предусмотренное прескриптом, согласно которому автокат по совершении казни должен явиться к его величеству с отчётом о выполнении приказа. Даже если автокат нашёл преступника уже мёртвым, нарушение прескрипта всё равно налицо.

— Это ясно, — пробормотал Морбонд.

— Итак, окончательное решение за вашей милостью как высшей судебной инстанцией баната, но я бы рекомендовал прекратить дело об убийстве. Судить некого, убийцы убили друг друга, и причину мы вряд ли выясним. Что же касается странного поведения автоката… — Голос, плохо повиновавшийся ему, снова упал почти до шёпота, но Гренцлин не стал повышать голоса — барон его всё равно слушал с полуоткрытым ртом. — Если это результат ошибки, то non crimen est, но если выявится умышленное искажение прескрипта против королевского приказа, то налицо измена. Коронное преступление, лежащее вне юрисдикции вашей милости.

Как и ожидал Гренцлин, лицо барона мгновенно налилось кровью.

— Вот как, господин сыщик? Не выйдет! — Он уставил обвиняющий перст Гренцлину в лицо. — Я вижу вас насквозь! Хотите отстранить меня от расследования, а потом оклеветать, обвинить в помощи преступникам, осудить как тайного арродиста! А потом конфисковать мои владения и отдать на откуп какому-нибудь банкиру, который сунул взятку вашему начальнику! Я знаю, как делаются дела в Тайной коллегии, уж поверьте! Я не позволю вам это обстряпать за моей спиной! — Барон перевёл дыхание. Приступ гнева отпустил его так же быстро, как охватил. — Вы не убедили меня в вашей версии. Дело об убийстве не закрыто, и я здесь по-прежнему главный, это ясно, господин коллежский адъютор?

Гренцлин замахал руками.

— Конечно, ваша милость, конечно! Это ваше полное право!

Барон глянул на него с подозрительным прищуром.

— Так легко сдаётесь?

— Ваша милость, вы совершенно превратно трактуете мои намерения.

— Я не верю вам ни на грош. Нет, не лично вам! Не сомневаюсь, вы-то человек чести. Я не верю вашему малопочтенному учреждению… Впрочем, вы мой гость. — Морбонд скривился в символическом подобии радушной улыбки. — Не угодно ли проехать в замок? Полагаю, мы все изрядно проголодались.

Они спускались с полонины через тот же перевал. Солнце поднялось уже высоко, туман в ущельях растаял, и весь Леденицкий банат открылся перед ними как на ландкарте. Доломитовые скалы в гранёных, ломаных уступах вырастали из крутых склонов, заросших иссиня-зелёным можжевельником; ниже тёмные пятна елей перемежались с полупрозрачной весенней зеленью берёз; ещё ниже пестрели мелкие террасы каменистых полей, тянулись в небо дымки над тесно сбитыми деревнями из каменных хижин. Тропа, спускаясь, постепенно делалась всё менее горной, всё более лесной. Когда она, углубившись в берёзовый лес, влилась в наезженную колею дороги, Гренцлин нагнал барона.