Дембельский альбом

 Когда одному моему сослуживцу кто-нибудь делал замечание, что так ругаться матом нехорошо, он искренне удивлялся и отвечал:

 - На флоте матом не ругаются. На флоте матом разговаривают.

 И это была чистая правда. Речь моряка состояла на треть из слов, которые, чаще всего, не несли никакой смысловой нагрузки, а были лишь призваны улучшить продвижение мысли, которая в данный момент высказывалась. Как правило, общаясь с мирным населением, офицеры старались контролировать свою речь, чтобы не сказать чего такого, что могло бы оскорбить слух граждан. В результате их речь становилась скучной, невыразительной и какой-то разорванной, видимо, из-за отсутствия необходимых связок между словами. Отсюда, наверное, так популярные среди гражданских пародии на высказывания военных командиров: Вы …в строю…, или ….вы ….кто? Вы… солдат…, или … вы… где? Ничего в этом смешного нет. Это просто сухие, дерущие горло офицеру слова, который вынужден контролировать приличность речи. Поэтому она и утрачивает всякий смысл как для того, кто говорит, так и для того, кто слушает. А поставьте-ка вместо многоточий что-нибудь для связки. А, как? Фраза сразу зазвучит, как песня, в ней даже появится этакий одесский юмор и богатство интонаций. И она обязательно дойдет до сердца каждого солдата и матроса.

 В среде родных моряцких лиц и родных корабельных переборок морской волк сбрасывал навязанные общественной моралью оковы, так называемой, приличной речи и она, вырвавшись на свободу, становилась плавной, напевной и, даже, изысканной. Если кто-нибудь слышал, как боцман распоряжается швартовкой судна, то он смог бы сравнить это с ариями из выдающихся оперных произведений. Удивительно точные формулировки, масса информации, способная передаваться в одном-двух словах. И потрясающая проникновенность в душу каждого моряка боцманской команды. Жаль, что ни одно из этих слов я не могу здесь привести. Даже речь корабельных дам, очевидно, от постоянного общения с моряками, подчас приобретала те же специфические черты. Но как изящно, порой, звучали в их прекрасных устах некоторые обороты родного языка:

 - Представляете, доктор, - это из беседы с завпродом Ларисой в дальнем океанском рейсе. - Девчонки совсем, е… твою мать, обалдели от безделья. Вчера сели по маленькой выпить у меня в каюте, а Людка-техник (Людмила - техник гидрологической лаборатории, была женщиной под пятьдесят, но, что называется, в самом соку, и имела у мужиков большой успех в море) рюмку держит, эдак мизинчик отогнула, интеллигентка х…рова и заявляет: А знаете девочки, я только вчера обнаружила, что у второго механика … толще, чем у третьего! А, доктор, каково?

 И, действительно, каково? На наших судах хотя бы соблюдалось табу на объявления по корабельной трансляции. В них не допускалось никаких отступлений от правил приличной речи. А вот во время прохождения стажировки на подводной лодке я своими ушами слышал объявление командира по трансляции примерно следующего содержания:

 - Всем х…ям в седьмом отсеке! Не слышу доклада о готовности! Немедленно доложить в ЦП ( центральный пост)!

 Или чего стоил такой глубокомысленный перл флотского фольклора:

 Гладко выбрит и поглажен,
 К ж…пе пистолет прилажен,
 Не какой-нибудь там х…р,
 А д е ж у р н ы й офицер!

 Иногда привычка думать матом приводила к курьезам. В городе Балтийске, столице Балтийского флота, один командир малого противолодочного корабля подвергся наказанию за моральное разложение, поскольку водил на пароход женщин. Комиссия из морально чистых политработников прибыла на его корабль и потребовала у всех моряков написать объяснительные записки по данному вопросу. Офицеры, как и положено, написали, что знать ничего не знают, и ведать не ведают. Матрос же вестовой (вестовой - флотский вариант денщика) на вопрос комиссии честно нацарапал следующее. Пусть простят меня читатели, но здесь я вынужден привести текст без купюр, иначе вы не сможете ощутить всю мощь, силу и глубину фразы: Командир женщин на корабль водил, но что с ними делал, не знаю. Наверное, ёб.

ГЛАВА 3. Особая. О гидрографии

 Эта глава стоит особняком в моих записках. И мне даже рекомендовали исключить ее. Но я все-таки решил оставить. Скажем, как информацию о том, зачем суда, на которых служили герои моих историй, выходили в океан, да еще так надолго. Прошу прощения за некоторую пафосность изложения истории отечественной гидрографии. Я по сей день помню о том, что меня воспитывали русским офицером, и не могу не гордиться огромным вкладом, внесенным Россией в науку об Океане. Я рад, что и мои товарищи внесли в него свою лепту. А если кому-то эта глава покажется скучной, что вполне вероятно, то не мучьте себя - переходите сразу ко второй части.