Дембельский альбом

 После получения необходимого разведения напиток был разлит по старательно сохраненным бутылкам Столичной; в каждую бутылку влили по двадцать грамм сорокапроцентного раствора глюкозы для внутривенного введения исключительно для придания напитку неповторимого вкуса и по две капли глицерина, опять же, как утверждалось специалистами, для мягкости. Далее напиток оставалось охладить и подавать к столу. Вечером инициативная группа экспертов опробовала полученный продукт, поскольку несколько бутылок были приготовлены сверх плана, и признала его годным к употреблению. Даже раздавались смелые голоса дегустаторов, утверждавшие, что корабельная водка лучше той, которая раньше была налита в эти бутылки. Оставшиеся бутылки с напитком были заперты в санчасти в медицинской кладовой с железной дверью, причем ключ от кладовки командир положил в свой личный сейф рядом с пистолетом.

 Во время приема ни греки, ни представители нашего Судоимпорта так и не заподозрили, что они пьют не Столичную водку, а напиток местного, судового, розлива. Пили с удовольствием и отмечали на всех языках: Хорошая водка. Мы с ними соглашались - продукт получился удачный.

 Употребление алкоголя в избытке не является какой-то привилегией русской нации. Этот порок международный. Я видел очень пьющих греков, а об ирландцах у меня сложилось впечатление, что без стакана они на работу не выходят. В Ирландии, например, нас со штурманом перепил мирный ирландский бизнесмен, наш ровесник. Про финнов я просто не говорю - там пьют, по-моему, даже дети.

 Грустные воспоминания о том, как талант великого человека сгубило пьянство, я своими ушами слышал на Кубе от старого седого лоцмана, который заводил нашу «Аджарию» в кубинский порт Сьен-Фуэгос. Его помощник командира Серега Барсов утащил к себе в каюту, чтобы традиционно, после заводки судна, угостить рюмочкой водки и поговорить за жизнь. Старенький, лет семидесяти, седой пайлот, раскис от рюмки-другой и вдруг стал рассказывать о том, как еще совсем юным помощником лоцмана заводил яхту Хемингуэя, когда тот давал радио с моря и просил завести его посудину. В этот момент Серега позвал меня по телефону к себе в каюту, сказав, что я не пожалею. И мы вдвоем, затаив дыхание, слушали страницу биографии Великого Человека, рассказанную очевидцем. Оказывается, Хемингуэй вызывал лоцмана вовсе не потому, что он не знал тонкостей проводки и местных мелей, а просто потому, что он был банально пьян, как это ни грустно. Лоцман вспоминал, что много раз заводил великого писателя, и всего раз или два видел его трезвым. Мы стали подливать в лоцманскую рюмку и расспрашивать о подробностях. Он старался, как мог, ответить. Рассказал, что Хемингуэй пьяным песни не пел, не буянил, не веселился. Сидел мрачным в кресле в рубке и молчал. Когда пришвартовывались, писатель расплачивался с помощником лоцмана, благодарил, и оставался ночевать на своей яхте. Он был очень несчастный, всегда невеселый. Никогда не видел, чтобы он смеялся. Улыбался тоже редко. Грустно улыбался. Было очень жалко. Слова лоцмана звучали лаконично. В глазах даже блеснула слеза, когда он сказал, что великий писатель всегда был на яхте один. Ни друзей, ни женщин. Говорит, что когда узнал о том, что Хемингуэй застрелился, даже поплакал и выпил за помин души великого человека.

 Грустный получился рассказ. И в то же время было ощущение, что ты прикоснулся к самой Истории. Приходит удивительное чувство, когда Бог дозволяет тебе быть причастным.

Все пропьем, но флот не опозорим! Отступление

 На флот во все времена брали только сильных и здоровых физически и психически. Для всех других флотская служба слишком тяжела. А, кроме того, для слабых и хилых гражданских непосильно за одну среднюю флотскую пьянку не только выпить один или полтора литра водки, но при этом еще и сохранить готовность к защите интересов Родины от супостата. Конечно, и среди гражданского населения есть богатыри, которые могут потягаться со средним морским волком, но здесь это единицы, а на флоте - массовое явление, как и героизм. Как врач, могу заверить, что способность к приему больших доз крепкого алкоголя прямо пропорционально зависит от крепости здоровья.

 Мое знакомство с флотским пьянством началось еще в стенах Военно-медицинской академии, где мы, зеленые юнцы, слушали, разинув рот, рассказы начальника нашего курса о том, как он служил доктором на подводной лодке Северного флота. Создавалось впечатление, что не только экипаж, но и сама субмарина плавала на спирте. При этом трезвым мы своего начальника курса почти не видели, он всегда был слегка подшофе, как и положено настоящему боевому офицеру. Мы все его любили, как отца родного, царствие ему небесное.