Демельза

Вскоре вернулась домой и Демельза. Весь путь от Тренвит-Хауса она прошла пешком. Ну и картину она застала! Джулия крепко спала, несмотря на разыгравшуюся в гостиной сцену, а Пруди сидела рядом с люлькой и громко рыдала, уткнувшись лицом в передник. Вся комната провоняла перегаром, на полу валялись две разбитые бутылки, а кресла были перевернуты.

Демельза начала догадываться о том, что тут произошло, но от Пруди никаких вразумительных объяснений добиться не смогла. Когда она тронула служанку за плечо, та заревела еще громче и объявила, что Джуд плюнул ей в самую душу.

Демельза помчалась в кухню. Джинни там не было, а со двора доносились какие-то странные звуки.

Росс одной рукой качал водокачку, а во второй держал хлыст. Джуд стоял под струей воды. При каждой попытке выскочить из-под холодного потока он получал удар хлыстом и в конце концов смирился со своей участью.

– Росс, Росс! Что происходит? В чем он провинился?

Росс посмотрел на Демельзу.

– В следующий раз, когда соберешься за покупками, не бросай ребенка на кого попало, – сказал он.

От несправедливого обвинения у Демельзы даже дыхание перехватило.

– Росс! Я ничего не понимаю. Что случилось? С Джулией все в порядке.

Росс щелкнул хлыстом:

– Стой на месте! Учись плавать! Уж я смою с тебя всю грязь, чтобы впредь неповадно было болтать всякие мерзости!

О чем это Росс толкует? Демельза в полном недоумении резко развернулась и убежала в дом.

Когда Верити приехала домой, она еще ничего не слышала о решении закрыть шахту. Они расстались с капитаном Блейми на развилке у Сент-Анн, потом Демельза спешилась у ворот Тренвита, и дальше Верити с Бартлом ехали вдвоем.

Элизабет единственная во всем доме заметила, что Верити вернулась. Тетушка Агата была глуховата, а Фрэнсису было все равно.

– Что-то рано вас сегодня Паско отпустили, – с вымученной улыбкой заметила Элизабет.

– А мы к ним и не заходили. – Верити стянула перчатки. – Шахтеры устроили в городе беспорядки, и… и мы подумали, что разумнее будет уехать, пока не стало еще хуже.

– Ха! – сказал Фрэнсис, выглянув в окно. – Беспорядки. Ну еще бы. Скоро везде беспорядки начнутся.

– Вот поэтому у меня не было времени на то, чтобы выбрать тебе брошь, Элизабет. Мне жаль, но, может, на следующей неделе…

– Столько лет, – сказала тетушка Агата. – Будь я проклята, она ведь существовала еще задолго до моего рождения. Я хорошо помню, как бабуля Тренвит рассказывала мне, что дедушка ее мужа, Джон Тренвит, прорубил первую штольню за год до своей смерти.

– И в каком же году это было? – скучающим тоном поинтересовался Фрэнсис.

– Вот уж на этот вопрос я тебе не отвечу. Загляни в семейную библию, там все даты рождения и смерти Тренвитов записаны. Но было это еще в царствование Елизаветы.

Верити постепенно начала догадываться, о чем идет речь. Мысли об утренней встрече сразу вылетели из головы. Уезжая из Тренвита, она с нетерпением ждала, какое решение будет принято сегодня на собрании акционеров. И вот, вернувшись, даже ни о чем не спросила.

– Но вы же не хотите сказать, что…

– А потом, лет семьдесят или восемьдесят спустя, уже другой Джон пробил первый ствол шахты. Вот за него-то и вышла бабуля Тренвит. За все эти годы шахту ни разу не закрывали. Еще недавно мы получали от нее тысячи. Несправедливо вот так все пускать коту под хвост.

Сердце у Верити упало.

– Означает ли это, что закрывают всю шахту? Я правильно поняла?

– А как иначе? – Фрэнсис отвернулся от окна. – Мы не можем осушать одну часть рудника, не осушая при этом другую.

– Когда я была маленькой девочкой, – подала голос тетушка Агата, – денег у нас было столько, что я могла ими играть. Папа умер, когда мне исполнилось восемь. Помню, как мама заказывала памятник на кладбище при церкви в Соле. Я слышала, как она говорила: «Не жалейте денег». Я и сейчас ее слышу: «Не жалейте денег. Мой муж умер от ран, как если бы пал в бою. У него должен быть достойный памятник». О, Верити, ты уже вернулась? Ты такая румяная. И с чего это, интересно, ты вдруг так разрумянилась? Подобные новости кровь не греют. Это станет закатом Полдарков, вот что я вам скажу.

– Что же теперь будет, Фрэнсис? – спросила Верити. – Как это отразится на нас? Мы уже не сможем жить как прежде?

– Как акционеров нас это никак не коснется. Разве что лишит надежды на возрождение, и мы больше не сможем сорить деньгами. Мы вот уже пять лет не получали дивиденды. Право недропользования приносило нам восемьсот фунтов в год. Теперь этого не будет. Вот и вся разница.

– Значит, мы вряд ли сможем продолжать… – начала Верити.

– Это зависит от других наших вложений, – раздраженно перебил ее Фрэнсис. – У нас есть ферма. Деревня Грамблер и половина Сола принадлежат нам. Если, конечно, после всего случившегося арендаторы вообще смогут нам платить. Надеюсь, что кредиторы проявят снисхождение и у нас будет минимальный доход, который позволит жить дальше. Если только это можно назвать жизнью.

Элизабет встала и плавно опустила Джеффри Чарльза на пол.