Читаем Демидов кедр полностью

Одинаковый, словно подобранный кем-то по мерке, не толще двух обхватов ладоней, молодой и здоровый, он полоскал на ветру ветвями, звенел, как тысячи струн, и тянулся, тянулся широкой лентой в неоглядную светлую даль.

Дорога стала прямой, и подбежавшие к ней с обеих сторон деревья стояли ровно, ствол к стволу.

Бывают в тайге уголки, где не хочешь, да остановишься. Остановишься и вздохнешь глубоко. И оглянешься по сторонам, захваченный чудом, окутанный, как теплыми струями ветра, настроением праздничности и счастья. И станет удивительно хорошо от сознания, что ты просто живешь, что ты есть на земле и видишь эту красу. И куда-то далеко-далеко отойдут все печали и беды, и еще вчерашние людские споры-раздоры, насмешки и зло покажутся какой-то никчемной муравьиной возней.

Так одновременно подумали и Анатолий и его проводник, остановившись среди берез, и обменялись словами:

— Благодать!

— Да, благодать!

Постояли. И, только надышавшись вволю терпким белым настоем, шагнули дальше.

Березняк тянулся около полукилометра. А когда кончился, начались сосняки. Такие же молодые, стройные, невысокие. И теперь вместо белого вокруг шумел на ветру золотисто-зеленый бархатный цвет.

— Лебединая грива, — сказал Евсей Кузьмич. — Так этот молодой бор назывался встарь. — И через какое-то время добавил: — А ты знаешь, откуда взялось слово Вагино? Вагино — это вага. Когда пробирались в эти земли пращуры наши — казаки, через каждые десять саженей телеги вагами из болот выручали. Зато как подошли сюда — ахнули в удивлении.

— Да, места прекрасные, — вздохнул Анатолий. — И я понимаю вас. Бросить их трудно и больно.

— Хорошо, что понимаешь, паря.

Молча прошли Лебединую гриву, спустились с угора в низину, в редкие ельники и, миновав их, ступили на моховое болото.

Оно было бордовым.

Крупные, с добрую ранетку ягоды лежали на подмороженном, хрустящем мху одна к одной, и, кажется, их можно было грести лопатой. Болото уходило к горизонту, и до горизонта бордовели, бордовели мхи. Ни веточки багульника, ни травинки осоки — только ягоды, ягоды, ягоды…

— Вот это да! — выдохнул Анатолий.

Евсей Кузьмич посмотрел на него и с горечью усмехнулся.

— Все это, паря, так и останется здесь. Уйдет под снег и будущим летом сопреет.

— Неужели не придут собирать?

— Кто? — уставился на него Евсей Кузьмич. — Кто? Я по первости в совхозной конторе все пороги оббил, пока не дали от ворот поворот. «У нас план по молоку трещит. Падеж свиней. За яловость коров каждый день шею мылят. А ты с какой-то ягодой пристаешь». Я в райпотребсоюз, к заготовителям. У тех свой резон: далеко, несподручно. «Тьфу, — говорю, — не в дальности дело, а в вашей лени, потому что никто вам под задницу горяченького кипяточку не плеснул». Видишь, они по плану сверху работают. Спустят план на грибы — собирают. Спустят на орехи — заготовляют. А чтобы своими мозгами пораскинуть — нет. Не-е-е-т! Таким и беда — что с гуся вода. И до каких пор так будет?

Он наклонился, стал собирать и кидать в корзину ягоды большими горстями. Анатолий присел на корточки, поставил рядом ведро, и оно зазвенело под россыпью прокаленной на стуже, упругой лесной благодати.

Собирали почти не сходя с места. И удаляясь друг от друга не больше, чем на шаг-полтора. Кажется, и времени прошло — ничего, а в посудинах — по половине.

Сели перекурить.

— Да-а-а, — продолжая свою мысль, вздохнул Евсей Кузьмич. — Так и выходит. И все из-за того, что истинных хозяев на этой земле не стало, из-за того, что Вагино изничтожили… Ну скажи мне, Анатолий, почему все так вышло, почему вагинский народ должен был в Сполошное уезжать?

— Жизнь, Евсей Кузьмич, жизнь. Все движется, все меняется. И человек тоже. Скажем, вчера он был таким, а сегодня — другой. И жить по-другому хочет. Лучше. Чтобы и отдохнуть после работы было где, чтобы и дети находились при доме, а не в далеком интернате, чтобы и клуб, и больница, и садик был. Вот и собираются в крупных поселках и селах. А потом и работа теперь не та. Мне Емельян Иванович рассказывал: когда в Ерзовке образовали колхоз, он имел всего десять коров. А сейчас в нашем совхозе коров тысячи. Чтобы их содержать, мало прежних пригонов. Нужны целые животноводческие комплексы, централизованные силы: механизация, электричество, квалифицированные кадры с зоотехниками, ветврачами, учеными агрономами. А разве этого добьешься, не создавая крупные населенные пункты, не сливая деревни в одну?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Свет любви
Свет любви

В новом романе Виктора Крюкова «Свет любви» правдиво раскрывается героика напряженного труда и беспокойной жизни советских летчиков и тех, кто обеспечивает безопасность полетов.Сложные взаимоотношения героев — любовь, измена, дружба, ревность — и острые общественные конфликты образуют сюжетную основу романа.Виктор Иванович Крюков родился в 1926 году в деревне Поломиницы Высоковского района Калининской области. В 1943 году был призван в Советскую Армию. Служил в зенитной артиллерии, затем, после окончания авиационно-технической школы, механиком, техником самолета, химинструктором в Высшем летном училище. В 1956 году с отличием окончил Литературный институт имени А. М. Горького.Первую книгу Виктора Крюкова, вышедшую в Военном издательстве в 1958 году, составили рассказы об авиаторах. В 1961 году издательство «Советская Россия» выпустило его роман «Творцы и пророки».

Лариса Викторовна Шевченко , Майя Александровна Немировская , Хизер Грэм , Цветочек Лета , Цветочек Лета

Фантастика / Советская классическая проза / Фэнтези / Современная проза / Проза