Повторная операция, предпринятая 22 мая, оказалась еще менее успешной. На церковной колокольне ударили в набат, созвавший до полутора тысяч вооруженных чем ни попадя крестьян. Войска остановились, на переговоры вышел офицер, но уговорить не смог. Солдаты зарядили ружья пыжами без пуль, выстрелили. Крестьяне не испугались — перекрестившись на храм Божий и набрав камней, выступили в атаку. Войска потерпели «великую конфузию»: командир отряда полковник Олиц попал в плен. Его держали в заводской тюрьме, потом в хоромах Демидова в течение двух недель. Семь офицеров и 25 рядовых были тяжело ранены, число легко раненных приближалось к двумстам. Было захвачено 210 ружей, 180 шпаг.
Команду усмирителей увеличили: к Рижскому прибавился Киевский полк, еще два двигались от Кашина. Насчитав по прибытии подкрепления без малого 1400 боеспособных солдат, воинский консилиум решил, что их все же недостаточно, поэтому постановил, устроив форпосты, ждать. Однако вскоре прибыло предписание, потребовавшее (со ссылкой на изустное повеление императрицы) самых решительных действий: стрелять по восставшим из пушек, жечь их дома и «всею командою бить».
11 июня наступление началось. Войска подошли к перевозу. Стоявшие на другом берегу крестьяне кричали: «Мы Ее императорскому величеству не противимся, да смерть себе от Демидова видим, а к нему, Демидову, в руки не идем». Паромы отчалили, крестьяне обрубили канат. Одна рота села на мель, другая с помощью шестов кое-как добралась до берега, но высаживаться не спешила — стреляла с воды. Крестьяне не уходили. Командир на высадку так и не решился, ограничился посылкой в село очередного увещевателя. Крестьяне стояли.
19 июня попытка была повторена. Оку форсировали два полка. Запылали деревни, была объявлена атака. Только теперь крестьяне, ощутив скорую «погибель», дрогнули, из села вышли. Сразу было схвачено 200 человек, позже число задержанных достигло 674 человек. Восьмерых приговорили к смертной казни, но Сенат наказание смягчил, заменив ссылкой в Сибирь и работой там в кандалах на хозяйских заводах. Остальных ожидали кнут и плети.
Голос ромодановских крестьян долетел до властей, когда пик противостояния был уже позади. Свою челобитную они размножили в двадцати экземплярах и, раздав гонцам, отправили в Петербург. Многократное дублирование должно было повысить надежность операции. Достигли цели трое. Одного в столице арестовали, двое добрались до Царского Села, и, может быть, их экземпляр прошения попал к императрице. Во всяком случае, она о нем знала: 23 июля А.Б. Бутурлин объявил ее требование Сенату эту челобитную рассмотреть.
Суровое наказание не остановило протеста. В декабре 1752 года огонь вспыхнул вновь, на этот раз — среди крестьян, занятых на рудокопных работах. Они их оставили, покинули рудники, а некоторые отправились в свои деревни — как предполагал Демидов, «видно де, что оные соглашаются в прежней свой бунт». Рецидив удалось нейтрализовать в самом начале, трое, признанные зачинщиками, после наказания кнутом были отправлены в заводскую работу на Урал[998]
.Вопрос, чьей кровью и потом оплачены богатства Демидовых, вставал неоднократно. В советское время ответ на него казался настолько очевидным (крепостных крестьян, разумеется), что его даже не слишком настойчиво искали — искали скорее яркие факты, его подтверждающие. Ромодановское восстание советским историкам пришлось особенно по душе, поскольку факт чудовищного внеэкономического принуждения был здесь налицо, к тому же он представал в разнообразных формах (был тут и частичный отрыв крестьян от земледельческих занятий, и широкое применение женского и детского труда, и бесчеловечные мучения крестьян на заводской каторге), к тому же — в сопровождении естественной на него реакции угнетенных[999]
.Прошли годы. Образы Демидовых переписали, превратив из кровопийц в государственников, патриотов, меценатов, благотворителей. Объяснение их отношения к крестьянам («только дешевый крепостной труд мог обеспечить им прибыль»[1000]
) кое-кем воспринималось в качестве оправдания.А как же с насилием и жестокостью — были они? Нет? Оговорили благодетелей Отечества?
Было, многое было. Документы, как их ни перечитывай и ни перетолковывай, свидетельствуют об этом ясно и определенно. Современным представлениям о гуманизме и правах человека социальные отношения в царстве Демидовых явно не соответствовали. Соответствовали другим, для той эпохи многими считавшимся нормальными. Что ж, такова общая наша история, общая биография. Глядя из XXI века, бессмысленно судить русский бунт и тех его современников, кто гасил страшный пожар.
Обретя право знать правду, мы получили и тяжкое обременение: не забывать о ней.
Никита Демидов vs Александр Шувалов, или Как хоронили и как спасали подмосковную металлургию