Демиургия

– Ему все равно. Я чувствую, зло стало сильнее. Те опасения, которые были раньше, – теперь действительность. Вы не боитесь? Вы же знаете, что такое зло… Вы не можете не бояться! Я не верю, что оно уже поглотило Вас. У Вас добрые глаза. Зло их меняет. И я чувствую, что нет в Вас зла. Вы мне не верите… Ааааа!

– Успокойтесь-успокойтесь, пожалуйста. Мы примем все меры, Вам нечего бояться! Санитары!

– Все, я спокоен, не переживайте. Просто… Я не знаю, может мне застрелиться?

– Вы же говорили, что убийство – это зло?

– А точно… Я и забыл. Оно уже очень близко.

– Не переживайте, пожалуйста. Все будет хорошо…

– Не будет… Прощайте.

…

– Да, доктор, можно к Вам?

– Да, конечно, как Ваши дела? Вы вчера были так взволнованны…

– Вчера? Забавно, совсем не помню… Я здоров. Сегодня ночью я проснулся и осознал себя совершенно здоровым человеком. Я не чувствую никакой необходимости больше находиться в Вашей лечебнице.

– Где? Где, Вы сказали?

– В лечебнице. Это же психиатрическая клиника, правильно я понимаю?

– Да… д-да. Все верно. Вы правы. А зло?

– Что простите?

– Зло. Вы не боитесь его?

– Извините, я Вас не понимаю. Ну… как? Все боятся зла, и все его совершают… нн-н… творят. На философские мысли, видите, меня наталкивают беседы с Вами.

– Да, я вижу, Вы абсолютно здоровы. Вы проходили сегодня психофизические тесты?

– Да, конечно, с утра, хотя и не видел в них необходимости. Довольно сложно попасть к Вам.

– Работа, сами понимаете. Я отдам выписку из клиники в регистратуру. Можете быть свободны.

– Желаю здравствовать.

– И Вам… не болеть.

Февраль

Стоял февраль. Шла война.

Снег сметал все на своем пути. Уже несколько месяцев в этой стране шел какой-то странный снег. Снег серого цвета. Небо тоже серое, как и все вокруг. Ничего не видно. Никого не видно. Уныние проникает даже в ряды тех, кто уверен, что их дело свято. В принципе, обе стороны уверены, что их дело свято. Только одни почему-то решили называть себя красными, а другие – белыми. Красный цвет не разбавлял уныние в сердцах, белый цвет не освещал его. Смятение поддерживалось лозунгами, которые ничем не гарантировались, обещаниями, которые никогда не сбывались, приказами, которые никогда не выполнялись. Добровольно. Сколько среди красногвардейцев было тех, кто верил в светлое будущее? Сколько среди деникинцев было тех, кто верил в белую республику? Сколько среди солдат армии КомУЧа было тех, кто верил в демократическую справедливость? Кто не просто делал карьеру, пусть и в такое страшное время, а боролся за идею? Идею, имя которой назвать никто не решался, ибо имя ее всякий понимал по-своему, и нельзя называть то, чего не существует. Или можно? Коммунизм? Монархия? Единая и неделимая Россия? Эти слова настолько далеки от идеи, но отлично ее заменяли. Солдаты оставались довольны. Война шла.

Английский винтовки были готовы к погрузке. Новенький грузовик французского производства блестел в русском снеге. В мире, где британцы создают оружие, а французы – машины, Россия могла произвести только снег. Солдаты, 4-ого отряда Гельсингфорсской армии с приписанным экспедиционным корпусом генерала Юденича грузили винтовки в грузовик. Шел снег. Один из солдат, невысокого роста, но коренастого телосложения обронил несколько винтовок на землю. На беду, все они оказались заряжены, и одна выстрелила в фельдфебеля. Фельдфебель Меркулов схватился за живот. Ноги подкосились, и он рухнул всем своим весом на землю, не издав ни малейшего звука. Может, просто его не было слышно из-за завываний северного ветра… Солдата, так неудачно грузившего винтовки, звали Александр (по-простому Сашка) Морозов. Все знали солдата Сашку из 4-ого отряда, он умел играть на гармошке, и громко пел стихи про красных. Теперь же Сашке было непросто. Скорее всего, его ожидал трибунал и расстрел, даром, что оплошность. Первая мысль была – бежать. Так он и сделал.

Прежде, чем его сослуживцы сообразили, что случилось, он уже успел отбежать на достаточное расстояние и скрыться в северных лесах. Наспех сформированый розыскной отряд ничего не изменил. Дезертира Морозова и след простыл. Белая армия понесла потерю в размере одного бойца. Шел снег.

В оперотряде полка Петергофского совета шла подготовка к обороне рубежов. Сформированный в Финляндии Русский Политический Комитет угрожал наступлению на сердце революции, и необходимо было защитить его всеми силами, имеющимися в стане рабочих и крестьян. Немедленного наступления не последовало сразу, однако был проведен инструктаж, на места выехали комиссары с соответствующими инструкциями, линия обороны передвинулась дальше на северо-запад. «Грудью на защиту Петрограда» – гласил плакат, расспрастроняемый по штабам красногвардейских частей. Петроград должен был до весны, когда по данным большевистского командования, должно было начаться наступление частей Юденича, превратиться в настоящую крепость, бастион пролетарской власти. Но, конечно, ничего подобного произойти не могло по причине острой не хватки

а) фуража,

б) стрелкового оружия,

в) людей,

г) лояльности со стороны солдат.