В Индии не бывает грустных людей, каждый смотрит на тебя и счастлив, что ты смотришь в ответ. Немного странно это все. Все тут очень странно. И еда, и природа. Замечательный черный бук, я отправлю себе, пусть выложат паркет в гостиной. Каждый день что-то новое. Забываюсь в работе. То прием Махараджи, то дела купеческие. Многих знаю лично. Выезд такой, что завидует Норпуа, глава французской миссии. Я буду здесь, пока не забудусь совсем.
…
Приехали два нарочных. Одно письмо о папеньке. Другое – должен ехать в Пруссию, удостоился чести возглавить миссию в Европе. Очень болит сердце. Нужно за что-то схватиться. Я уронил стол, разлилось вино. Красное вино на песке. Пятна темнеют и осы прилетают на них. Не могу оторваться. Рядом прозрачные.
…
Очень похоже на город, которого я бежал. Те же светлые угрюмые люди, те же лошади, тот же угрюмый камень. Дожди промозглые и серые, редкое холодное солнце. Много работы, некогда отдыхать. Ночью не могу уснуть, тяжело и больно. Ворочаюсь с бока на бок, а сна нет. А на утро опять на службу, и так каждый день. Некуда идти, все приемы наводят скуку, а свет приелся в первый месяц. Нечем забыться, и я стал теряться в работе. Одно и то же, каждый день. Если удается заснуть, то снится Бомбей.
…
Магрицкий тут, старый приятель, уже не тот, как раньше, остепенился, возмужал, серьезный человек государевой службы. Вытащил меня к какому-то графу на прием. Я думал появиться и уехать, но был бал, и была она. Маргарэт. Грэта фон Ляйб. Грэта. Теперь я не могу спать из-за другой причины. Грэта… Грэта… Грэта…? Ответишь ли ты на мое письмо…. Грэта?
…
Я вижу ее каждый день. Это игра и сон, я улыбаюсь больше, чем в Индии, я вижу ее, и не слышу каплей дождя по стеклу. Грэта любит меня. Я буду писать об отставке, я напишу родителям, я женюсь. Скоро, очень скоро… я еду домой.
…
Венчались по-православному. В Пруссии, но в нашей церкви. Собираемся уезжать, я счастливый дурак, муж прекрасной жены. Мне ничего не нужно, есть будущее, настоящего больше нет. Я готов забыть прошлое, пусть все исчезнет, мне много уже лет, но у меня есть только будущее. Скоро мы уедем, уедем навсегда. Больше не будет ни песков Бомбея, ни дождя по Йенскому стеклу, я хочу зиму и ток тетеревов, хочу снега на кустах калины и теплую печь в опаловых изразцах. Я наконец-то еду домой.
…
Мы живем, мы вместе, и мне больше не щемит сердце от одиночества. Я теперь не один. Я каждый день засыпаю с улыбкой, я как житель Бомбея счастлив, что есть люди, которые смотрят на меня. Что есть она, моя Грэта. Она немного говорит по-русски, она немного готовит, она немного грустит по Пруссии. Но это пройдет, потому что это всегда проходит. Я знаю, я жил не дома. Я очень много жил не дома.
…
У Грэты гости. Ее друзья из Европы. Они напоминают мне о прошлом, которое я силился забыть. Я в своем кабинете, пишу. Я очень много пишу теперь и читаю. Я не знаю, что происходит в мире, кажется, я даже забыл, который сейчас месяц. За окном снег, вечер, свечка догорает, надо сказать Тамаре, чтобы принесла еще. Грэта в гостиной, на светлом полу отплясывает немецкие танцы, шампанское льется рекой, повсюду будут капли, надо будет оттирать. Мне не хочется улыбаться. Самое дорогое, что есть сейчас – снег за вечерним окном.
…
Грэта сказала мне, что уезжает. Ее друг, Миних, обещал ей дом в Нассау, обещал ей шикарные выезды и графские балы. Она говорила мне, что она не создана для России. Она говорила мне, что Россия не создана для нее. Она говорила мне, что я не создан для нее. Она говорила мне, что… Она очень долго говорила. Мои глаза, сухие как пепел, черные как сажа смотрели на нее. Я не видел ее слез. Я не видел ее. Миних, я убью его!
…
Кап-кап-кап. На белом снегу очень отчетливо, очень ярко видны капли крови. Пистолет падает из рук. Звука нет, только в лесу токует тетерев. Горизонт опускается, и вот, уже виден только белый небосвод. Падают снежинки, медленно, по голубой лазури скользя, они проносятся от одного края мира к другому. Темный зимний лес ушел вниз, вслед за горизонтом, осталось небо. Солнце слепит глаза, но нет сил зажмуриться, потому что очень болит рана. Если повернуть голову, видно, как кто-то бежит – Магрицкий, секундант. И еще видны капли красной крови на белом снегу. Миних садится на лошадь и уезжает. Вслед за ним – его секундант. Я его не знаю. Снег падает бесшумно.
Приговор