Демократия!

Совет Министров, Совет Министров! Ты еще, Густав Адольфыч, "Политбюро" скажи. Да нам колоссально повезло, что их нет. За полчаса с такой толпой и Сталин бы не управился. Один здравоохранения -- баран еёный -- чего стоит. Двадцати двух, он говорит, не хватает! Да как раз наоборот: может, нас слишком много для демократии? Ну как голоса поровну разделятся? Даже если у меня -- право решающего?

Если хотите, я могу выйти, Базиль Модестович.

Сиди, Цецилия. У нас один выход -- голосовать единогласно. Мы же -мозг государства. Министр финансов, внутренних дел, культуры и я. Хотя -стоп! Лучше, если один против. Кто-то должен быть против, иначе не демократия. Густав, хочешь быть против? Или нет, финансы -- это серьезно. Петрович -- ты?

Я, значит, несерьезно? Внутренние дела и юстиция!

Прости, не подумал. Цецилия? Хотя министр культуры в оппозиции -получается некрасиво. Тогда -- тогда -- это буду я. Даже и лучше. "Генсек под давлением министров соглашается..."

Да вы же уже не Генсек. Вы же только что себя...

Еще лучше! Президент под давлением министров соглашается... Звучит как демократия. Большинство и меньшинство.

Да какая это демократия? Больше -- переворот сверху. Особенно без двадцати-то двух министров. Раньше за такое...

Петро-о-о-вич! Пресса здесь через полчаса будет! Ах ты, Боже мой, Петрович, да демократия и есть переворот сверху. Дворцовый. В наших условиях, во всяком случае. Переворот снизу будет что? Диктатура пролетариата. Ее тебе захотелось? Через полчаса, если не договоримся, она и наступит. Ты хоть о себе -- если тебе на меня наплевать -- подумай. Не говоря о Густаве и Цецилии!

Ты, значит, Базиль Модестович, обо мне заботишься?

Да обо всех нас, Петрович! Мы ж -- мозг государства.

Нервный центр скорее.

Пусть нервный центр. О нем кто позаботится? Тело, что ли? Главное, что остальные -- тело. А мы -- мозг. Мозг -- он первый сигнал получает, демократия или недемократия. Кто рябчика с подливой и арбуз хавает? Мозг! Потому что на остальных рябчика и арбуза этого не хватило бы. На тридцать рыл никакой арбуз не делится, не говоря -- рябчик. На четыре -- да. То же самое -- история.

Теоретически арбуз на 30 частей разделить можно. Может неравных, но -можно.

Что-то не замечал я, Густав, чтобы у тебя что-нибудь на тридцать частей делилось, ровных или неровных. А-а-а-а мы время теряем! История здесь происходит! В мозгу! Голосуем мы или не голосуем?

Чего голосовать-то, если уж ты сам все решил.

Да в вашем мозгу она и происходит.

Уже, можно сказать, произошла.

Для проформы голосовать неинтересно.

Да, мы это уже делали.

Какая ж это демократия!

Особенно если вы -- против.

Лучше уж единогласно.

Или пусть мы трое против, а вы -- за.

Да, так спокойней.

Хотя и не демократия.

Ага. Тирания.

Но спокойней.

Действительно, Базиль Модестович. Что если они все это нарочно затеяли?

Что это?

Ну, поворот на сто восемьдесят градусов. Чтоб снова нас потом завоевать.

История повторяется -- Маркс сказал.

Да, подвох.

Потому войска и выведут.

Так что лучше мы сейчас в оппозиции.

На них нельзя надеяться.

А то получится, что мы -- не лояльны.

А вы -- лояльны.

Нам -- по шапке, а вы опять сухим из воды.

Пусть уж лучше тирания.

Хотя бы и левая.

Потому что если вас на Восток отзовут, то вас на пенсию посадят, а нас -- куда?

На счетах щелкать.

Отделом кадров заведовать.

Об удобрениях статью переводить.

В Улан-Баторе.

Или в Караганде.

В лучшем случае.

Езус Мария! Езус Мария. И это -- мозг нации! Ведь пресса здесь через двадцать минут будет! Если мы не проголосуем, вы в Караганде этой уже и послезавтра окажетесь. Ну -- через неделю. Потому что, если тирания -- пусть и левая, -- пресса взбесится. А пресса взбесится -- Сам взбесится. Даже если и не взбесится -- получается: он тиранию поощряет. Да просто посол ихний взбесится и танки вызовет. И нас всех к чертовой матери свергнут -- при поддержке народных масс. Это и будет Эйзенштейн. Дошло?

[Пауза.]

Доходит, Базиль Модестович.

То-то, Петрович. И пусть я буду в меньшинстве и против. Какая же это демократия, сам говоришь, без оппозиции. Я и буду оппозиция. Лояльная то есть. Потому что оппозиции доверять нельзя, а мне -- можно. То есть я сам себе и доверяю. То есть во главе оппозиции должен стоять человек, которому доверяешь, как самому себе. Чтобы ее контролировать. А такого человека нет. Я бы даже бабу свою не назначил.

Ага, баба -- та же оппозиция. Доверять еще можно, но контролировать нельзя.

Доверять тоже. Нет такого человека, которому доверять можно. Такой человек только я. Поэтому я должен быть оппозиция. Доходит?

Доходит.

Уже дошло.

Почти.

Я -- меньшинство, вы -- большинство. Я уступаю. Это и есть демократия -- когда меньшинство уступает.

Я думала: это когда меньшинство и большинство равными правами обладают.

И когда танки выводятся.

Или когда меньшинство большинством становится.

В результате голосования.

Ага, и наоборот.

То есть когда меньшинство большинству подчиняется.

Или наоборот. Как в нашем случае.

Да какое же Базиль Модестович меньшинство? Большинство он.

Субъективно -- да, но объективно -- нет.

Как раз наоборот: объективно да, а субъективно нет.