2. «Я считаю, свобода означает, что не должно быть ограничения условий, которые в современной нивилизапии являются залогом счастья личности. Нет свободы без свободы слова. Нет свободы, если особые полномочия ограничивают избирательное право части общества. Нет свободы, если преобладающий образ мышления содержит под контролем общественные обычаи прочих, а те, прочие, не уверены в том, что для такого контроля существуют серьезные основания» (Laski, H, 1985).
Оба эти аргумента отчетливо демонстрируют стремление либеральных философов ограничить права государства вмешиваться в индивидуальные права и свободы. Традиция политического либерализма построена на противостоянии абсолютным монархиям и различным более поздним формам тоталитарной власти. В новых исторических обстоятельствах, когда опасность «нового Левиафана» миновала, и возобладало царство демократического порядка, политическое любопытство вращается в границах свобод личности и группы лиц. Где границы индивидуальных свобод и прав в демократии? Этот вопрос стал актуальным после быстрого и неожиданного краха коммунизма в 1989 году и еще более быстрых демократических перемен в бывших коммунистических странах Восточной Европы и Балканского полуострова.
В современных демократических странах под свободой понимают два классических противоположных понятия: 1) свобода – возможность говорить и делать что угодно; 2) свобода – возможность говорить и делать то, что хорошо и справедливо. Оба понимания свободы в демократическом порядке проверяются отношением к политической форме, или
Критика власти в демократическом государстве обеспечивается свободой политической жизни граждан. Но если это государство недемократическое, то в основе критерия свободы проявляется отношение к процедуре политической борьбы. Если процедура политической борьбы не уважается, то в обществе возникают беспорядки и хаос. Это особенно ярко отражается в способе персональных изменений в правящей элите. Требования ее смены могут быть демократическими, если они происходят по принятой процедуре. Вряд ли можно признать, что вербальные преступления функционеров, а не нарушение ими законов, являются причиной, достаточной для их смещения. Это лишь способствует утверждениям политической оппозиции, что «всегда следует выступать против власти».
Другая опасность грозит демократии со стороны личной и групповой свободы в ситуации, когда уничтожается моральный авторитет личности политического противника. Можно ли говорить о политическом противнике все, что угодно? Существуют границы, защищающие моральный авторитет личности от клеветы и оскорблений противника. Попытки каждого оратора скрыться за политикой, неизбежно приводят к анархическому пониманию свободы. Когда избранное парламентское большинство называют «антинародным режимом», то, если только речь не идет о политическом дилетанте, это следует расценивать как неправильное употребление свободы политического слова в условиях демократии.
У свободы слова и печати есть свои инстинкты и страсти, говорил Токвиль. Свобода печати – «исключительная сила, в ней так странно перемешаны добрые и злые намерения, но без этого она не могла бы существовать, а с ней едва ли можно сохранить порядок» (Токвил, 1990:161). Такая печать может способствовать разжиганию ненависти к политическому противнику, или к другому этническому сообществу в многонациональных государствах. Страсти – составная часть политики и демократии. И тут начинается воздействие психологии и подсознательного фактора. Свобода – дитя не только сознания; она также есть следствие и подсознательного в мышлении и поведении человека и группы. Свобода выражать собственное мнение не обеспечивает безусловного права на разум и логику. Свобода вести себя в соответствии с законом не означает, что следует уважать закон в любых обстоятельствах. Проблема возникает, когда иррациональное и сверхлегальное оправдывает свободу.
Если власть и сила являются составными частями любых общественных отношений, то и демократическая власть основывается на свободе выбора, отношениях иерархии, подчиненности, субординации. Во всех этих отношениях присутствует страх. Способствует ли демократия нейтрализации страха?
Нет никакого сомнения в том, что политический страх распространен в тоталитарных системах власти (фашизм, национализм, сталинизм). Демократическая система уменьшает политический страх, но не удаляет его из реальной политической жизни. Демократия должна базироваться на свободе, мало того, она немыслима без свободы. Но институционализация демократического устройства власти не решает проблемы страха и свободы – человек не избавляется от страха и не становится свободным. Здесь речь идет не только о «боязни свободы» (Эрих Фромм), но о реальных страхах в любых общественно-политических отношениях.