Демократия и тоталитаризм

Согласуется ли такая враждебность с самой сутью конституционно-плюралистических режимов? Разумеется, нет. Можно объявить незаконными все партии, не принимающие правил политической игры, проповедующие тиранию. Боннская республика поступила так с революционными партиями крайне правого и крайне левого толка. От этого она не перестала быть конституционно-демократической. Любой режим вправе защищаться от нападок тех, кто хочет его уничтожить. Но чтобы режим оставался конституционным, он должен действовать согласно собственным законам, а не просто предоставить полиции полную свободу действий. Иначе говоря, должны сохраняться конституционность актов и контроль над судебной властью.

Я не предлагаю объявить во Франции вне закона несогласных с политикой правительства коммунистов. У меня достаточно оснований не высказываться подобным образом. Помимо чисто личных причин, есть еще и довод более общего характера: объявив вне закона диссидентов или сепаратистов, отказывающих в верности правителям, можно подвергнуть риску сам конституционно-плюралистический режим. Когда в стране слишком много споров о наилучшем режиме и мерах, которые надлежит принять в какой-то конкретной ситуации, лучше зачастую смириться с полу бездействием. Когда правители огорчают нас, попытаемся услышать в их высказываниях отзвуки того, что Жан-Жак Руссо назвал бы голосом «народа, воплощающего верховную власть», ведь в конце концов именно эти правители нами избраны. Пока соблюдаются конституционные правила, еще не все потеряно. Страсти могут быть накалены до предела, однако, сохраняя законность, гражданский мир еще можно сохранить.

Вот почему я сошлюсь на выражение Ферреро, сказавшего, что конституционный режим — это такой, где вопреки всему высшей преградой является шелковая нить, — шелковая нить законности. Порвется шелковая нить законности — и непременно обозначится на горизонте лезвие меча^[31].

Перейдем к третьей части лекции. Она посвящена режимам, где господствует лезвие меча^[32]. Я буду разбирать три их разновидности: испанскую революцию, национал-социалистическую революцию и русскую революцию. Несмотря на различия, их объединяет сходство истоков: насильственный захват власти вооруженным меньшинством.

Рассмотрим эти типы режимов, противоположных конституционно-плюралистическому. Первый противоположен скорее плюрализму партий, а не конституционности. Второму свойственно отрицание многопартийности при поощрении революционной партии, отождествляющей себя с государством, — таков гитлеровский режим. Наконец, третий, как и предыдущий, враждебен многопартийности и благожелателен к революционной партии, но эта партия, монополизировавшая власть, ставит перед собой цель сплотить общество в единый класс.

Португальский режим — пример первого типа. Салазар, конечно, не принимает идею парламентаризма, но стремится, ограничив полномочия государства, обеспечить независимость различных групп общества. Для такого режима характерно создание представительства, отличного от парламентского. Постоянное соперничество партий за реализацию власти запрещено, но провозглашается, что правители не всевластны и не могут быть таковыми, что они действуют в рамках закона, нравственности и религии. Власть, заявляя о своей приверженности традиционалистской идеологии, хочет устранить беспокойства, связанные с многопартийностью и парламентом, но при этом пытается избежать отождествления общества с государством. Таков режим, стремящийся к либерализму без демократии, но не имеющий поэтому возможности стать либеральным.

Второй тип режима, именуемый в просторечии фашистским, роднит с предыдущим отрицание демократических идей и парламентаризма. Однако есть и различия. Режим Салазара стремится скорее к «деполитизации», режимы же Муссолини или Гитлера «политизируют», а то и «фанатизируют». В режиме Салазара нет государственной партии, в режиме Гитлера или Муссолини такая партия была.