На следующий день после помпезной встречи представителей дипкорпуса в новоиспеченном правительстве, названном Верховным Управлением Северной области, начались будни ежедневной работы, которая в отличие от красивых митинговых лозунгов выглядела совершенно по-иному.
Вместе с Чайковским в Архангельск прибыла когорта депутатов Всероссийского Учредительного собрания, получивших к удивлению местных жителей, ничего не знавших о новых политиках, министерские портфели в Верховном Управлении. Всех как активных сотрудников рекомендовал лично председатель Николай Васильевич Чайковский.
Своими главными помощниками он видел троих. Прежде всего, Сергея Семеновича Маслова, эсера, известного деятеля кооперативного движения, которого знал по совместной работе в исполкоме съезда крестьянских депутатов.
Молодой эсер Яков Дедусенко, нравился Чайковскому энергией и решимостью браться за любые самые сложные задачи.
Еще один министр нового правительства Михаил Лихач представлял военное крыло, так как воевал на фронтах Первой Мировой и после Февральской революции работал в советах солдатских депутатов.
Все трое членов правительства были вологжанами. Наплыв представителей соседней губернии в правительство Северной области для уроженцев Архангельска выглядел по меньшей мере странно.
Особняком в этом сообществе представителей Вологды стоял кадет Петр Юльевич Зубов, бывший присяжный поверенный, также оказавшийся в июле 1918 года в Архангельске.
Он был значительно старше остальных вологжан-министров, но в правительстве довольствовался скромной должностью секретаря. Она стала возможной благодаря знакомству с дипломатами в бытность представителей Антанты в Вологде, где Зубов бывал на посольских приемах.
Петр Юльевич имел весьма умеренные политические взгляды. Помощник вологодского городского головы еще весной на приеме в посольстве понравился американцу Френсису, и тот спустя время сделал ему протекцию для будущей политической карьеры.
Впрочем, Зубов не был карьеристом, свою новую должность он воспринял спокойно, как нечто само собой разумеющееся, как очередное место службы.
Вскоре он сблизился с Чайковским и стал не только его секретарем, но и хорошим товарищем. На различие в партийной принадлежности никто из них внимания не обращал.
Вологодские эсеры, вошедшие в правительство Северной области принадлежали к поколению тридцатилетних, имели благодаря революции большие амбиции и страстно желали послужить новому демократическому государству.
В правительстве они заняли важные посты. Маслов возглавил Военный отдел, Дедусенко занялся продовольственным вопросом, Лихач вопросами труда и заработной платы.
Выбор политического лидера для нового правительства так же был очевиден. Никто из местных выдвиженцев и приезжих депутатов Учредительного собрания не имел такой известности и политического авторитета, как Чайковский.
Несмотря на солидный возраст Николай Васильевич сохранил свойственную юности тягу к решительным действиям и святую уверенность в собственной правоте. Он не был чужд тщеславия и как-то раз в кругу близких заявил:
«Такое имя, как мое, известное всякому образованному и читающему человеку из прошлого, чрезвычайно важно для внушения доверия к новой формации…»
Собеседники согласно кивали, ведь Николай Васильевич был близок со многими легендарными революционерами: Софьей Перовской, Андреем Желябовым, Петром Кропоткиным.
В свое время Чайковский руководил народническим кружком, членов которого назвали «чайковцами», а сам кружок за чистоту помыслов «рыцарским орденом». Но в итоге, лидер разошелся со своими единомышленниками, раскритиковал идею хождения в народ и вообще уверовал в богочеловека.
Оказавшись в Соединенных Штатах, в Канзасе, Чайковский два года строил общество будущего. Но община, на которую так надеялся Николай Васильевич, развалилась, и он уехал в Европу, где долгие годы провел в эмиграции. Видимо, американский эпизод его биографии пришелся по душе послу Френсису.
В 1917 году уже в революционном Петрограде бывший эмигрант развил бурную политическую деятельность. Он возлагал огромные надежды на Учредительное собрание, куда прошел от Вятской губернии.
Увы, большевики быстро справились с народными избранниками, разогнав Верховный орган власти. Собрание превратилось в «учредиловку» – повод для насмешек.
Однако в провинции авторитет депутатов Учредительного Собрания был еще велик, и Архангельск безропотно принял чужаков в качестве представителей органов власти.
– Господин посол, – слуга американца, чернокожий Филип Джордан, встал у открытой двери кабинета, – к Вам господин Чайковский.
Николай Васильевич прошел в комнату, протянул Френсису руку.
– Я обращаюсь к Вам, как к дуайену дипломатического корпуса, прошу вмешаться и прекратить произвол, которые творят военные власти.
– Что случилось?
– Много что случилось! По какому праву они подвергают цензуре демократические газеты? Почему они вмешиваются в дела управления и говорят, что я ничего без их согласия не могу предпринять? Это произвол и беззаконие!