Демократия (сборник)

— … меня пригласила Инид Сэнфорд. В Чеви-Чейс. Что-то вроде вечеринки с танцами в честь ее приятеля из Нью-Йорка. Я обещал быть. — Клей старался его успокоить. — Инид просто неотразима. — Ясное дело, он предпочитает Инид Диане, с этим ничего не поделаешь. Бэрден поправил волосы так, чтобы прядь волос грациозно падала на лоб. Через минуту он войдет в зал заседаний сената, будет узнан галереей и, возможно, встречен аплодисментами. По крайней мере это проливалось елеем на сердце. Настроение его улучшилось, когда он надел на себя маску.

— … обворожительная девушка. Хотя с ней нелегко. И вот как я дошел до этого. — Клей огорченно тронул свой толстый нос. — Я гнался за ней в Уоррентоне, мы скакали верхом в дождь по этим проклятым лесам, и я вывалился из седла. Вы бы слышали, как она хохотала. Из меня хлестала кровь, как из заколотой свиньи, а она хохотала. Мне хотелось ее убить.

Да, подумал Бэрден, тебя поддели на крючок.

— Богатая девушка, — заметил он. — Деньги Сэнфордов будут как нельзя более кстати молодому человеку, который захочет послужить своей отчизне в ее высших государственных советах. — Бэрден пародировал изрядно цветистый стиль своих предвыборных выступлений.

Клей вспыхнул и направился к двери.

— Она просто ищет удовольствий. Вот и все.

Они вышли в коридор.

— Что ж, навести все же нас как-нибудь на днях. Диана совсем не видела тебя после того, как возвратилась в Вашингтон.

— Непременно. Будьте уверены, непременно приду.

Долг исполнен, подумал сенатор, направляясь по коридору к двери в раздевалку. Клей должен был ждать его на галерее для публики. Они заранее оговорили жест (прижать левую ладонь к щеке), которым Клей вызовет его.

Расправив плечи, сделав глубокий вдох (интересно, почему так прерывисто стучит его сердце?), Бэрден кивнул дежурившему у входа верзиле полицейскому и вступил в мир сената.

Раздевалка, узкая, как коридор, тянулась во всю длину зала заседаний. Здесь, среди запирающихся гардеробов, черных кожаных диванов и письменных столов, сплетничали и вершили политику сенаторы, принадлежащие его партии. Бэрдена встретили шутливой овацией. Какой-то южанин в длиннополом сюртуке издал мятежный вопль и замахал флажком Конфедерации. Два сторонника Нового курса ретировались в дальний конец раздевалки и сделали вид, что изучают повестку дня. Довольный, Бэрден пил содовую воду и выслушивал хвалу самому себе.

— Самое крупное наше достижение за последние двадцать лет, и все благодаря вам.

— Президент поклялся сломать вам шею, даже если это будет его последним шагом…

— Это будет его последним шагом. Старина Бэрден побьет его в любой момент…

— Бэрден может побить его в тысяча девятьсот сороковом году. Это будет наш год.

— Зачем портить хорошего сенатора, сделав из него президента?

Тут подошел старший сенатор[53] от штата, который представлял Бэрден: Джесс Момбергер, худощавый мужчина, носивший шляпы вроде сомбреро и наборные, сшитые из лоскутов кожи башмаки. Любил загадочно упоминать знаменитых бандитов Запада, делая вид, будто знает больше, чем намерен открыть.

— Коллега. — Он взял руку Бэрдена своей оказавшейся неожиданно мягкой рукой. Как-никак, Запад давно уже завоеван. — Ты будешь президентом. Это написано у тебя на роже. И потому я хотел бы дать тебе совет…

Бэрден улыбнулся и слушал его, пока к нему не подошел бледнолицый сенатский посыльный в бриджах и сказал:

— Вице-президент в зале заседаний. Он хотел бы переговорить с вами, сенатор.

Покинув своих обожателей, Бэрден на мгновение остановился перед дверью из матового стекла, ведущей в зал, поправил галстук и прическу. Затем, толкнув вращающуюся дверь чуть сильнее, чем следовало, он вошел в зал заседаний, словно к себе домой.

Стараясь не смотреть на галерею, он прошел по проходу к своему креслу, высоко подняв подбородок, чтобы его узнали. Его узнали. Вспыхнули и тут же утихли быстро приглушенные председательским молоточком аплодисменты. Он занял свое место и сделал вид, будто изучает уложенные перед ним стопкой бумаги. Но он был настолько взволнован, что не мог прочесть ни слова. Наконец украдкой взглянул на галерею. Несколько человек находились в ложе прессы, галерея же была заполнена на одну треть — факт знаменательный, ибо сегодня не ожидалось ни дебатов, ни голосований. Люди пришли поглазеть на него и на сенат, который унизил президента.

Несколько сенаторов подошли к нему и поздравили его жестами слегка нарочитыми, не вполне естественными: каждый знал, что за ним наблюдают сотни глаз.