Мистер Рэтклиф ничего не знал об этом заговоре против его планов и покоя. Но даже если бы и узнал об этом, он бы только посмеялся и пошел дальше избранным путем. В то же время он, безусловно, не мог пренебречь враждебностью Каррингтона, а с момента, когда сумел разгадать истинную подоплеку этого чувства, начал принимать меры. Даже в разгар борьбы за признание в новом качестве он нашел время выслушать отчет мистера Уилсона Кина о состоянии дел покойного Сэмюела Бейкера. Мистер Кин явился к нему с копией завещания Бейкера и заметками ничего не подозревающей миссис Бейкер.
— Из всего этого следует, — заключил он, — что мистер Бейкер, не имея времени привести в порядок свои бумаги, отдал специальное распоряжение своему душеприказчику уничтожить все, что может кого-нибудь скомпрометировать.
— Как имя этого душеприказчика? — прервал его Рэтклиф.
— Джон Каррингтон, — ответил Кин, методично сверившись с копией завещания.
Лицо Рэтклифа осталось спокойным, но неизбежное «Я так и знал» все же вырвалось из его уст. Он был очень доволен, что благодаря своему инстинкту сразу же вышел на след.
Кин продолжал докладывать: из разговора с миссис Бейкер ясно, что воля покойного исполнена и большинство бумаг сожжено.
— В таком случае дальнейшие расспросы бесполезны, — произнес Рэтклиф. — Я очень признателен вам за помощь, — и свел дальнейшую беседу к обсуждению положения бюро мистера Кина в системе министерства финансов.
При следующей встрече с миссис Ли, происшедшей уже после его утверждения на посту министра, Рэтклиф справился у нее, не считает ли она Каррингтона подходящим человеком для государственной службы, и когда она очень охотно подтвердила это, он поведал ей, что ему пришло в голову предложить Каррингтону место юрисконсульта в своем министерстве; правда, зарабатывать там он будет не намного больше, чем частной практикой, но преимущества для юриста столичной должности весьма значительны; для министра же особенно важно иметь юрисконсульта, которому он мог бы полностью доверять. Миссис Ли была тронута этим порывом Рэтклифа, тем более что ей казалось, что сенатор недолюбливает Каррингтона. Она сомневалась, что Каррингтон примет это предложение, но надеялась, что оно, возможно, уменьшит его неприязнь к Рэтклифу, и согласилась поговорить с ним на эту тему. Конечно же, она шла на компромисс, позволяя мистеру Рэтклифу использовать ее как посредника в его покровительстве Каррингтону, но решила закрыть на это глаза, ведь речь шла об интересах Каррингтона, но за ним оставался выбор: соглашаться на это место или нет. Возможно, приняв это предложение, он утратит благорасположение в свете. И что же тогда? Миссис Ли задала себе этот вопрос и почувствовала некоторую тревогу.
Но как только дело дошло до Каррингтона, ее сомнения были развеяны. Выяснилось, что у него нет возможности принять предложенное назначение. Когда она завела с ним об этом разговор и передала все сказанное Рэтклифом, виргинец покраснел и несколько минут ничего не отвечал. Он никогда не отличался быстрым соображением, но сейчас он думал очень быстро и нашел повод встревожиться. Мысли электрическими вспышками мелькали у него в мозгу. Первое, что пришло ему на ум, — Рэтклиф хочет его купить, заткнуть ему рот, заставить бежать, как собаку на привязи, за повозкой министра финансов. Затем он подумал, что Рэтклиф хочет сделать одолжение миссис Ли, чтобы она чувствовала себя ему обязанной; а с другой стороны, подняться в ее глазах, изображая приверженца честности, благородства и непредвзятости в управлении. Потом виргинец вдруг решил, что весь этот план задуман с целью выставить его в глазах миссис Ли человеком ревнивым и мстительным: поставить в такое положение, чтобы любая причина для отказа от должности выглядела проявлением мелочности, и это привело бы к отчуждению между ним и миссис Ли. Каррингтон был настолько поглощен этими размышлениями, настолько плохо соображал, что не ответил на несколько замечаний, адресованных ему миссис Ли, и та не на шутку встревожилась, решив, что его неожиданно парализовало.
Когда же ее вопросы наконец достигли его слуха и он попытался что-то ответить, его замешательство только возросло. Он смог лишь, запинаясь, пробормотать, что, к сожалению, вынужден отказаться: он не сможет занять эту должность.
Маделина, надо думать, почувствовала облегчение при этих словах, но ничем этого не выказала. Напротив, по манере ее поведения можно было заключить, что сделать Каррингтона юрисконсультом министерства финансов было ее заветнейшим желанием. Она принялась с упорством допрашивать его. Разве это не выгодное предложение? Он вынужден был признать, что выгодное. Что же, он не в состоянии справиться с этой работой? Ни в коем случае! Как раз это беспокоит его меньше всего. Может, он отказывается из-за своих южных предрассудков в отношении администрации? О, нет! Его не сдерживают никакие политические взгляды. Так в чем же тогда причина отказа?