Одно из направлений антидемократической мысли в нашей стране можно суммировать тремя словами: «мы не готовы». Примитивная версия этой теории состоит в том, что демократия бывает только в богатых и здоровых странах, а Россия – то ли бедная, то ли больная. Приверженцев этой версии мало смущает тот факт, что сегодня демократия успешно функционирует в местах вроде Ганы и Никарагуа, а возникла она в XVIII–XIX вв. в странах, которые по уровню благосостояния и до нынешней Ганы недотягивали, страдали глубоким социальным неравенством и вытекающими из него политическими болезнями. Очевидно, этим мыслителям, как агенту Малдеру из X-Files, просто очень хочется верить. В данном случае – в прирожденную непригодность России ко всему хорошему.
Но есть и несколько более изощренная версия, согласно которой для развития демократии нужно гражданское общество: «Гражданское общество, ты где? Ау!» Нет его в России. Есть только зловредные грантоеды. Вот над этим и надо сначала поработать. Путь неблизкий, лет на 20 хватит, как раз до конца того срока, который Путин однажды отвел на «ручное управление». А чтобы не сбиться с пути, можно попользовать и институциональную инженерию. Не случайно один из главных институциональных продуктов последних лет – это общественные палаты в центре и на периферии, а в последнее время добавилось еще и «большое правительство». Именно этим и занимаются: растят гражданское общество.
В России любые инициативы властей, за которыми угадывается текст «бюджетное финансирование», вызывают полное понимание. Поэтому идеологами «демократизации через гражданское общество» стали не столько записные охранители, сколько авторитетные общественные деятели. Демократия, сих точки зрения, произойдет путем диалога между властями и обществом по разным, в основном политически безобидным, поводам. В ходе этого диалога государство научится уважать общество, полюбит его. Все устроится. Примерно так в традиционной культуре утешают подвергающихся домашнему насилию жен: «Ты с ним поговори, голубушка, да утешь, да в постельку положи, вот он драться-то и перестанет».
В действительности гражданское общество – это простая и, несомненно, полезная для демократии вещь. Это совокупность общественных организаций, которые политикой напрямую не занимаются (только косвенно, в форме лоббирования) и представляют собой добровольные объединения людей по интересам. Почему гражданское общество полезно для демократии? Потому что чем организованнее народ, тем больше издержки властей, если они захотят ограничить какие-то фундаментальные права. Приведу простой пример. В современной России за одно из фундаментальных прав – свободу собраний – борется только нелегальная политическая оппозиция. Борется не очень успешно. Разгоняют, бьют дубиной. Отчасти, это происходит потому, что свобода собраний преимущественно нелегальной оппозицией и востребована. Если бы в России было гражданское общество, то существовали бы сотни организаций, для которых уличные акции – это естественный способ функционирования, рутина. Разгонять все эти акции – не хватило бы дубин. Проблема тут в том, что покуда гражданского общества нет, а реальных общественных организаций немного, у властей будет сильный соблазн приписывать любым акциям, если они самими же властями не организованы, политический характер, и общаться с их участниками так же, как и с оппозиционными политиками: с помощью дубины.
Это на практике. А на языке теории можно сказать так: общественные организации способны стать основой гражданского общества лишь в том случае, если они сохраняют автономию от государства. Нельзя насадить гражданское общество, интегрируя его лидеров в общественные палаты и прочие госучреждения. Теряя автономию, общественные организации становятся придатком государства. Этот придаток полезен: одни НКО оказывают государству экспертные услуги, другие берут на себя какие-то вторичные функции, с которыми особенно плохо справляются чиновники. Но польза-то получается для государства, не для общества. Люди это чувствуют и присоединяться к подконтрольным общественным организациям не желают.