Демократия. Вашингтон, округ Колумбия. Демократия

В понедельник, за час до назначенной встречи с Рэтклифом, он в беспокойстве расхаживал по своему кабинету. Его раздирали сомнения: с одной стороны, он признавал необходимость использовать Рэтклифа, с другой, был не менее решительно настроен связать ему руки. Рэтклиф во что бы то ни стало должен войти в кабинет, где каждый второй будет его противником. Его необходимо лишить возможности оказывать кому-либо покровительство. И необходимо заставить его принять эти условия с самого начала. Но как сделать это таким образом, чтобы сразу его не оттолкнуть? Если бы президент мог только вообразить, сколь напрасны были его терзания! Но он считал себя очень мудрым политиком, вершащим судьбы Америки, что неизбежно приведет к его переизбранию на второй срок. Когда по истечении некоторого времени ровно в десять под бой часов в кабинете вошел Рэтклиф, президент бросился к нему чересчур поспешно и, не успев пожать ему руку, выразил надежду, что мистер Рэтклиф прибыл с полной готовностью тотчас же приступить к работе. Сенатор ответил, что, если таково окончательное и решительное желание президента, он не будет более сопротивляться. Затем президент напыжился и, воображая себя американским Катоном, произнес небольшую, заранее заготовленную речь о том, что отбирал членов своего кабинета прежде всего с учетом общественных интересов и как важно, чтобы мистер Рэтклиф был в числе этих государственных мужей; он надеется, что у них не возникнет принципиальных разногласий, поскольку основным своим принципом считает невозможность отказа от занимаемых должностей, разве только в тех исключительных случаях, когда кто-нибудь из членов кабинета попадет под следствие, и что в этих условиях он рассчитывает на помощь мистера Рэтклифа, который исполнит свой патриотический долг.

Рэтклиф ни одним словом не возразил президенту, после чего тот, более чем когда-либо уверовав в собственную государственную мудрость, впервые за неделю вздохнул свободно. Последующие десять минут они напряженно работали вместе, разбираясь в груде накопившихся дел. Камнебоец испытывал такое чувство облегчения, какого и сам не ожидал. Рэтклиф без особых усилий снял с его плеч часть тяжелой ноши. Он знал всех и вся. Он сразу же принял большую часть просителей и очень быстро с ними разобрался. Он знал, что каждому из них нужно; он знал, на что стоит тратить усилия и на что — нет; к кому нужно отнестись с должным почтением, а от кого попросту отмахнуться; в каком деле сгодится прямой отказ и где имеет смысл что-то пообещать. Президент даже доверил ему неоконченный черновик инаугурационной речи, который Рэтклиф вернул на следующий день с такими замечаниями и предложениями, что президенту ничего не оставалось, кроме как перебелить предложенный текст. Словом, сенатор показал себя весьма приятным сотоварищем в делах. Рэтклиф был прекрасным собеседником и вносил в работу живую струю, он не обнаружил задатков педеля, напротив, заметив, что президент устал, он спокойно объявлял, что нет таких дел, которые не подождут своего решения хотя бы день, предлагал уставшему президенту немного прокатиться и давал ему возможность подремать в экипаже. Однажды они вместе отужинали, и Рэтклиф позаботился пригласить Тома Лорда, который мог бы их немного развлечь, так как был человеком весьма остроумным и способным легко рассмешить президента. Мистер Лорд выбрал кушанья и заказал вино. Он сумел угодить грубым вкусам президента, да и Рэтклиф тут не отставал. Когда новый министр в десять часов отправился домой, его патрон, который от хорошего ужина, хорошего шампанского и приятной беседы пришел в прекрасное расположение духа, вдруг сделал отнюдь необязательное, клятвенно заверенное заявление, что Рэтклиф «отличный малый» и он очень рад, что они «сработались».