Демократы

— Боже праведный! У вас нет почты? Вам приходится ходить в соседнее село? — не верил своим ушам Петрович, балансируя на бревнах возле костела в Малой Веси перед толпой крестьян. — Да любой из вас мог бы стать почтмейстером![30] И помощник старосты, и пономарь. Читать-писать умеют, в какую графу что занести — догадаются, поставить печать на бумагу, а не на лоб — сообразят, привыкли с ней обращаться, считать до трех тысяч — не бог весть какая премудрость; вот, значит, почтмейстер у вас уже есть… Ясно, как дважды два — четыре, почта у вас будет. Да здравствует четверка!

— Да здравствует! — откликнулась народная масса.

— Может быть, вам нужен жандармский пост? — щекотал он воображение собравшихся. — Будет. Только подберите в жандармы парней порасторопней и сообщите мне. Пора положить конец дракам по воскресеньям… Выпасы?.. Мы возьмем выгодный заем, купим у графа лес на Концегорье, выкорчуем, за корчевку хорошо заплатим, а из заработка покроем долг. Чего проще… Правда, придется проголосовать за партию под номером четыре. Только мертвых четверо несут, а мы живые люди, сами себе поможем…

— Строительство моста через Быстру тянется уже третий год? — с негодованием восклицал он в Кокошовицах, и глаза его чуть не вылезали на лоб. — За кого же вы голосовали в прошлый раз?.. А, конечно, за национальных социалистов, — он вытащил из кармана «Братиславана», — послушайте, что о них пишут: «…Ведь это сплошь одни «zr'izenci» да «ouradov'e»[31]^,{129}, бесстыжие нахалы. Их грязные грошовые газетенки подвергают надругательству все, что делается на пользу государства и словаков. Шуты гороховые, пижоны. Клоака городская. Собаки приблудные. Ценности создаем мы, а не их трактирная политика… Они несут заразу, разруху…»[32] …Вот что пишут о них, и ваш мост никогда не будет достроен, если вы не исправитесь. Голосуйте за нас, и мост будет ein, zwei, drei, vier![33] И чтоб слова его прозвучали убедительнее, он, сорвав с головы шляпу, процитировал:

Ползут втихомолку
четыре

волка.Вон, вон, злодеи! —

и заключил:

Слава четверке!

— Слава, — отозвались кокошовчане.

— Я слышу жалобы и нарекания, — хватал он за самое сердце сельничан, — у вас нет денег даже на соль, вам не во что одеться-обуться? Не хватало еще, чтоб мы голодали!

Он вырвал листок из блокнота, куда записывал жалобы, и торопливо черкнул: «Отправьте немедленно четыре вагона крупы и четыре — фасоли. Угроза голодного тифа. Люди уже мрут».

— Отнесите на почту. Краевое управление в Братиславе на то и существует, чтоб заботиться о нас, — шевельнул он усами, изображая усмешку, — не следует отчаиваться. Помощь обеспечена. «Четверочники» не допустят голода. Так будем же петь, и нечего вешать нос до земли:

Пырибыри, пырибыри.
Девок у меня четыре…

Но в тот же миг внутри у него замерло: эта прелестная веселая песенка совершенно не годилась для агитации, и точно, — Дюро Замочник вытер нос указательным пальцем и, переступая с ноги на ногу, как будто ему жгло пятки, неожиданно подтянул:

Может, пять,

а может, шесть,у меня на выбор есть…

Стоящие рядом нахмурились — чего мешаешь пану депутату сулить нам золотые горы? Но нашлись и такие, что, загоготав, подхватили:

Может, пять,

а может, шесть,эх, у меня на выбор есть.

Петрович остолбенел. Песенка была явно неподходящая. Она пропагандировала пятую и шестую партии. Он описал правой рукой широкий полукруг, требуя тишины, а когда шутники угомонились, торопливо заговорил, не имея времени обдумывать свои слова:

— Не эта будет нашей песней. Эта песня неверна, как красотка: со всеми заигрывает. А мы выберем такую, которая укрепит в нас наши крестьянские убеждения и не станет стрелять глазами по сторонам. Пусть нашей четвертой заповедью будет: «Уважай себя, и другие будут уважать тебя больше». Он чуть было не сказал «вдвое», но это могло напомнить о «второй» партии и сбить избирателей с толку. Пока он все это соображал, ему вспомнилась еще одна песенка. И он запел:

Четыре

козы, пятый козел…

Хоть он и делал ударение на четыре, но с четырьмя козами в песенку затесался и пятый — козел. Певец обнаружил свою оплошность с опозданием, когда ненавистная цифра уже прозвучала. «Этот козел нам все грядки потопчет», — обомлел он. Так и случилось. Замочник, потоптавшись, разинул щербатую пасть, заревел:

— Да здравствует пятая партия!

— Откуда пятая, вы, олух, — вскипел Петрович, разозлившись на Замочника, на себя и на песенку, — не будет вам ни крупы, ни фасоли.

Его долго упрашивали не возвращать телеграмму. Только когда Замочник публично поклялся в верности четвертой партии, Петрович оставил телеграмму в покое, согласившись, что «конь о четырех ногах и тот спотыкается».