Демократы

Дамы, заслушавшись, перестали есть. Они сидели с кусками мяса на вилках и ждали, что-то еще будет с Аничкой? Кухарка Гана превратилась в дочь богатого отца, лишенную родного дома. Они жалели ее и поддерживали Петровича, ругавшего бессовестного, безнравственного, бесчеловечного отца.

— Вот вампир, — вырвалось у Желки.

— Этот мерзавец, — напустилась пани Людмила на дочку, — вполне в твоем вкусе. Не признает ни божеских, ни человеческих законов и знай лопает ваши конфеты безо всяких обязательств.

— Ты ведь знаешь, чего он добивался, только тетя Корнелия прогнала его.

— Ага! Вот почему он «такой милый человек», — напала на дочку мать.

— Я сказала и «вампир», — защищалась Желка.

— Но мы его призовем к ответственности. Отец, забывающий о дочери и единственной наследнице! — горячился адвокат.

Бедная, покинутая сирота превратилась в богатую наследницу, в Аничку Дубцову. Желка представила себе, как Аничка верхом на лошади скачет за бричкой, в которой сидит она с Яником. В прошлом году, когда бричка перевернулась, на лошади ехал Дубец.

«Она будет пани Ландиковой, — рисовало Желке ее воображение, — пани комиссарша будет богата и ровня мне».

— Бог с ним, с родственничком, пусть себе наслаждается, а? Его ждет милая. Пусть ждет, — подытожил Петрович.

— Нельзя быть такими высокомерными, — пани Людмила изменила свое прежнее мнение, — хотя бы ради мадемуазель Дубцовой.

— А ты как, Жела? — обратился Петрович к дочери.

— Если бы Дубец пожаловал к нам, ты бы принял его? — спросила Желка внешне совершенно безучастно.

— Те-те-те! Не порть мне процесса, — погрозил ей пальцем отец.

— Если примем отца, отчего не принять дочь, а если примем дочь, отчего — не ее будущего мужа? — наскакивала Желка на отца.

— Но целоваться я вам не дам! — строго предупредила мать.

— Посмотрим, чья конфета будет слаще.

— В своей конторе я не желаю его видеть, — уступал понемногу и Петрович.

— Почему? Благодаря ему тебе уже поручили дело.

— Не благодаря ему.

— Так благодаря его нареченной, — и Желка неуверенно добавила: — Если из этого что-нибудь выйдет.

Она отодвинула тарелку, встала. В дверях еще раз грозно крикнула:

— Повторяю, если что-нибудь выйдет!

— Ты слышишь? «Если выйдет». Что еще задумала эта девчонка? — остолбенел отец. — Чтобы я его здесь больше не видел!

— Скажи это Желке.

Желка еще раз отворила дверь, показала язык, что, как мы знаем, означало: «Я вас люблю», и, выпятив подбородок и скривив губы, громко повторила:

— Если из этого что-нибудь выйдет.

Она уже решила, что Яника без боя не отдаст. В душе ее бушевала буря, которую она не сумела подавить, сверкала молния, гремел гром. Желка хлопнула дверью и убежала.

— И это воспитание? — Петрович, перестав жевать, тоже закричал: — Я требую наконец! Чтоб ноги его в нашем доме не было! Или он, или я.

А пани Людмила бросила ему в лицо:

— От дочери требуй, ты видишь, я с ней не справляюсь!

— Но ты же — мать!

— А ты — отец.

— Твое воспитание.

— Скорее, твое… Свинство — это от тебя…

Началась небольшая домашняя ссора.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Более узкие выборы

Доктор Ландик сдержал данное Микеске обещание — заехал в Старе Место ознакомиться с настроениями избирателей и заодно встретиться с Аничкой. А может, и наоборот: встретиться с Аничкой и заодно проверить настроения избирателей. Скорее всего, именно так: сначала девушка, а потом уже настроения. Жителей Старого Места он и так всех знал как свои пять пальцев. Перед ними не имело смысла ораторствовать о преимуществах средней политической линии. Он никому не открыл бы глаз. Да они и слушать не стали бы комиссара, имея возможность говорить с более значительными людьми, например с окружным начальником Бригантиком. Да что Бригантик! Тоже не бог весть какая птица.

Самое значительное лицо здесь — местный священник Антон Турчек. Не потому, что он священник, а потому, что он давно уже бродит по дорогам политики, постоянный депутат, а однажды был министром. Те времена прошли, но титул, слава, авторитет остались. Обитатели Старого Места находились под его влиянием — об этом свидетельствовал отремонтированный костел, совсем новый дом священника, но главным образом то, что большой новый колокол назвали Антониусом и что в городе была Турчекова улица. Влияние его проявлялось и кое в чем другом, но это кое-что оставалось неизвестным широким кругам, поскольку хранилось в городских и общественных протоколах, которые никому, кроме трнавских историков, не суждено было прочитать. Напомним еще и о звании «почетного гражданина» и выданных ему «почетных дипломах»: они висят в доме священника и доступны лишь взорам гостей, посетивших пана министра в отставке. Все это — дорогие воспоминания о том времени, когда он был министром, свидетельства незабываемых заслуг и глубокой благодарности жителей Старого Места, Жилины, Тренчина и Святого Петра в Турце.