Демократы

— Табак — все равно что творения моей дочери. Дашь взятку — и старая баба, что взвешивает табак, прижмет пузом чашку, чтобы потянуло побольше. Когда критик наестся и напьется в твоем доме, твоя новелла сразу станет содержательней, полновесней, лучше и ценней. Не верю я этим критикам. В Союзе писателей все хвалят друг друга. Союз самообожествляющихся писателей.

— А Дубец? — напомнил депутат.

— Ах, Дубец! Дети Дубца? Ты спрашиваешь о его детях? У него их полно. Развратник! Губит глупые женские души.

Пани Микласова посоветовала обратиться к «всеведущей» пани Магулене Чинчаровой, владелице перстня с рубином. Она регистрирует всех пригульных детей, ежегодно переписывает их со старого календаря на новый.

— Впрочем, кое-что знаю и я. — Она задумалась, вытирая платком уголки глаз и рта. — Твоя клиентка получила уже от нее что-нибудь?

— Ни гроша.

— Значит, ее нет в картотеке, иначе получала бы, Магулена обязана дать, ей за это платят. Но она тоже берет взятки, — вздохнула тетка, словно сама их давала, — без взяток ничего не получишь. Двадцать процентов в случае рождения девочки, тридцать — мальчика; как официант — чаевые от общей суммы, только он прибавляет к счету, а Магулена вычитает. Вот и тут права женщины ущемлены. Ты как депутат мог бы заняться этим, — добавила она насмешливо. — Да и матерям неравно платит. Крестьянки получают в месяц двести — триста крон, танцовщицы — до пятисот. Равноправие! Магулена мне говорила, что на детей он расходует в месяц около трех тысяч крон. Или откупается единовременной кругленькой суммой, а тогда и взятка больше… Если твоя клиентка ничего не получает, значит, ее в домашней картотеке нет. Придется тебе обратиться к той, к «всеведущей». Дубец все равно отослал бы тебя к Магулене. Из «возлюбленной» стала регистраторшей. Надо же было и о ней позаботиться. Так она обеспечила себя на долгие годы. За потерянную невинность получила право брать взятки! Тьфу!

Пани Микласову даже передернуло, но Петровичу, наоборот, такой порядок понравился, и он похвалил Дубца за заботу о своих детях.

— О байстрюках! — закричала тетка. — Ведет учет своих свинских поступков, а о законном ребенке и не вспомнит! В домашней картотеке ее не найдешь. Наверно, только у нотариуса.

Они начали гадать, почему это так.

— Может быть, он не знает о ребенке, — высказал сомнение Петрович.

— Едва ли, — тетка отрицательно помахала рукой, — трудно предположить, что любовница не интересовалась изгнанной женой.

— Может, только первое время, как знать? — строил предположения депутат. — А когда никто не сообщил о дочери, он забыл о ней. С такой оравой детей забот много, не удивительно, что один потерялся. У Дубца их десятка два, наверное, за эти двадцать лет.

— Да нет, — поправила его тетка, — всего двенадцать. Магулена мне жаловалась: третий год ждет не дождется тринадцатого, даже ей от этого убыток, все-таки до трехсот шестидесяти крон в год набегало, а мать Всплакнула-то оценивается только в триста крон. Магулена считать умеет.

Петровича рассмешила такая плата за детей и доходы по ним в процентах, а тетка зажала уши ладонями, показывая, что смех его оскорбителен и она не желает его слышать. Нехорошо и даже недемократично относиться к неопытным девушкам, как к буренкам и пеструхам — Ольгам, Луизам, Иренам, Ламам и Красулям, стоящим в коровниках Дубца, которые ценятся по надоям, написанным на черных табличках, в зависимости от породы и веса. Петрович не видел в этом ничего предосудительного, смеялся и говорил, что девчата знают, что делают. Он сравнивал Дубца с рачительным хозяином, который получает от своего хозяйства прямую выгоду — жена с двенадцатью детьми при его общественном положении стоила бы ему значительно больше тридцати шести тысяч в год, выплачиваемых сейчас.

— Но у него была бы жена, — не давала убедить себя тетка.

— А так у него десяток дешевых жен, потомство обеспечено, и чиновнику регистратуры есть работа.

Петрович не развеял дурного настроения пани Микласовой. Чтобы не сердить ее, он принял серьезный вид и понемногу начал поддакивать ей. Он просто шутит… Да, да, теперь на свете все шиворот-навыворот. У людей усиливается ненависть к людям и любовь к зверям, поэтому и люди становятся зверьми по отношению к собственным ближним. Этот вывод не относился к теме их беседы, но тетка одобрила его:

— Такой Дубец со своей регистраторшей, картотекой и всеми, кто в ней значится, — настоящий Союз зверей.

— Только в нашем случае председатель платит пошлину зарегистрированным членам, — отметил разницу депутат.

— А члены — регистратору.

— Зато они получают деньги.

— Ты попробуй что-нибудь сделать, подобные нравы недопустимы. Покупку табака тоже надо упорядочить.

— Сделаю, что смогу, — заверил он. — Моя промашка в том, что я не выяснил, состоит ли в этом союзе мой клиент.

Тетка обещала уточнить это и известить его.

— Если она потребует пошлину за выписку из метрики, я с удовольствием заплачу.